"Ким Стенли Робинсон. Слепой геометр" - читать интересную книгу автора

треугольников параллельны, но и все прочие, когда параллельности не
наблюдается.
Если бы мир соответствовал этой неоспоримой логике!


А'АО. Тут Мэри сказала:
- Мистер Блесингейм, принесите, пожалуйста, воды.
Джереми послушно вышел из кабинета. Мэри быстро зажала мой указательный
палец между своими средним и большим (настолько сильно, что подушечки
словно расплющились, а мне стало больно), дважды надавила, затем ткнула
сначала в собственную ногу, а затем в чертеж и провела пальцем по одной из
сторон треугольника. Повторив все еще раз, она приставила мой палец к моей
же ноге, после чего приложила его к стороне другого треугольника. Понятно,
мы с ней параллельны, нас проецируют из точки О, которая...
Правда, у точки О Мэри раз за разом останавливалась. Что она хочет
сказать?
Вернулся Джереми. Мэри отпустила мою руку. Какое-то время спустя мы
распрощались - крепкое рукопожатие, дрожащая ладонь, - и они ушли.
- Джереми, - спросил я, когда он возвратился, - могу ли я поговорить с
ней наедине? Мне кажется, в вашем присутствии она нервничает. Должно быть,
малоприятные ассоциации. Я столкнулся с действительно любопытным подходом
к проблеме п-мерной системы, однако вы отвлекаете Мэри, и она теряет нить
мыслей. Я хотел бы пригласить ее на прогулку - вдоль канала, или к
Тайдл-Бейсн, - и там мы обо всем поговорили бы. Возможно, вы в итоге
добьетесь желаемого результата.
- Я доложу руководству, - ответил Джереми равнодушным тоном.
Вечером я надел наушники и прослушал магнитофонную запись телефонных
разговоров Блесингейма. Во время одного, едва на том конце провода сняли
трубку, Джереми сказал:
- Он хочет поговорить с ней наедине.
- Великолепно, - отозвался высокий голос, - она готова.
- Тогда в эти выходные?
- Если он согласится.
Щелк.


ВА. Я слушаю музыку. Сочинения композиторов двадцатого столетия
привлекают меня сильнее всего, потому что многие из них брали звуки того
мира, в котором мы живем, мира реактивных лайнеров, полицейских сирен и
промышленного производства, равно как и птичьих трелей, деревянных
мостовых и человеческих голосов. Мессиан, Парч, Райх, Гласе, Шапиро,
Суботник, Лигети, Пендерецкий - вот первые, кто рискнул уйти от оркестра и
классической традиции; в моем представлении они являются голосами и нашего
века. Они говорят со мной, точнее - для меня; в их диссонансах, смятении и
гневе я слышу собственные мысли, сознаю утрату, ощущаю, как она
преобразуется в нечто иное, менее болезненное. Я слушаю эту трудную для
понимания, сложную музыку, потому что понимаю ее и получаю от того
удовольствие, а еще потому, что как бы сливаюсь с ней и поднимаюсь над
миром. Никто не может войти в нее глубже моего. Я управляю миром.
Я слушаю музыку.