"Дениза Робинс. Сладостная горечь [love]" - читать интересную книгу автора

особами Европы.., до того, как множество государств исчезло с лица земли,
а две войны оставили любящую музыку Европу в руинах.
Австриец по рождению, с примесью еврейской крови, Вайсманн нашел
убежище в Америке во время Второй мировой войны. Сейчас, в шестьдесят лет,
его игра продолжала оставаться бесподобной, и Венеция не знала никого, кто
мог бы с ним сравниться. Долгие годы сверхнапряженной работы, которую
любой пианист должен выдерживать, прежде чем достичь вершины славы, уже
покоренной Вайсманном, не лишили его замечательной жизнерадостности. Звук
его голоса оживил в памяти Венеции образ этого человека - невысокого, с
густой гривой посеребренных волос и глубоко посаженными глазами. Глядя на
него, можно было подумать, что этот человек отличается хрупким здоровьем.
Как раз наоборот: Герман редко болел. Его большой, чуть кривой рот, как
часто говорил Джефри, очень напоминает рот самого великого Бетховена.
Венеция с Джефри впервые услышали игру Германа в Дрездене, где не раз
отдыхали до того, как родилась Мейбл. Общий друг и импресарио познакомил
их после концерта. С момента, когда Герман взял руку Венеции в свои,
поцеловал и улыбнулся ей задорной улыбкой, с момента, когда она взглянула
в эти прекрасные глаза, горевшие вдохновением и интеллектом, она полюбила
его! Полюбила с чувством глубокого уважения и поклонения. Джефри тоже
полюбил его. Они встречались всякий раз, когда Вайсманн приезжал на
гастроли в Лондон или если чета Селлингэмов присутствовала на одном из его
концертов за рубежом. После смерти Джефри Герман оставался с Венецией в
доме ее свекрови в Ричмонде. Он, как мог, утешал ее со всем вниманием и
отеческой заботой, какие только стареющий мужчина мог оказать молодой и
красивой женщине.
Герман был философ. Он, потерявший жену и ребенка, видевший мучения и
гибель стольких своих друзей, продолжал верить в Бога и человеческую
доброту. Он был убежден, что жизнь человеческая не кончена с физической
смертью, во что заставил поверить и Венецию, тем самым утешив и ободрив ее
в трудную минуту.
"Смерть - это когда закрывается одна дверь, но отворяется другая. И
помни: ты молода, и не подобает молодой женщине оставаться одной".
Венеция плакала и уверяла, что никто не заменит Джефри.
"О! - грустно улыбаясь, произнес он. - Сколько раз я слышал такие
обещания, произносимые в порыве первого безотчетного горя. Но наступит
день, когда ты будешь мыслить по-иному. Моя милая Венеция, будь я помоложе
и не будь я обвенчан с музыкой, я сам обратился бы к тебе с просьбой
проявить заботу о нас с Мейбл".
Тогда она невольно улыбнулась сквозь слезы. Просто замечательно, что
величайший из пианистов оказывает ей такую честь! Однако она знала, что
для Германа существовала только одна женщина.
Наоми, его жена, была красивой баварской еврейкой. Он боготворил ее.
И она умерла в тот ужасный день в Берлине, в первой кровавой бане,
устроенной Гитлером для евреев.
В то время Герман гастролировал в Москве. Он не успел вовремя
вернуться в Германию и спасти свою милую Наоми и маленького сына.
Возможно, снисхождение и было бы оказано семье большого музыканта,
которому благоволил Геринг. Наоми с ребенком отправились за покупками по
магазинам и оказались в толпе, когда штурмовики начали преследование.
Автоматная очередь первой сразила мать, за ней ребенка. Больше Герман их