"Дженнифер Роберсон. Песнь Хомейни (Хроники Чейсули, книга 2)" - читать интересную книгу автора

короле, - он хмыкнул и смачно сплюнул на земляной пол. - Слыхал я, будто Беллэм
хочет союза с самим Родри, да только тот мараться не станет. Беллэм - жадная
дрянь, Родри - нет. Нужен ему такой союз, как же - с его-то шестью сыновьями! -
он ухмыльнулся. - Слыхал я еще, будто Беллэм предлагает свою единственную дочь
в жены аж самому Наследному Принцу, да только нужна она ему, как прошлогодний
снег. Куинн может найти себе пару и получше, чем эта солиндская шлюшка
Электра!..
Разговор перешел на женщин, как это всегда бывает в мужской компании. Но
только до тех пор, пока элласиец не отправился заниматься нашим ужином. Больше
о женщинах не было сказано ни слова: нас скорее занимала Хомейна. И Беллэм -
марионетка в руках Тинстара.
- Шесть сыновей... - размышлял Финн. - Будь царствующий дом более
плодовитым, не быть бы Хомейне сейчас под властью Солиндца.
Я хмуро поглядел на него. Мне не нужно было напоминать, что царствующий
дом Хомейны был, мягко говоря, не слишком богат наследниками. Именно потому,
что у Мухаара Шейна не было ни одного сына, - о шести и говорить нечего! -
наследовал ему единственный сын его брата. О да, плодовитость и бесплодие...
Как это изменило и мою судьбу, и судьбу Финна... Именно потому, что у Шейна не
было детей, кроме единственной непокорной дочери, он передал всю полноту власти
своему племяннику, Кэриллону Хомейнскому, и Изменяющемуся-Чэйсули, служившему
ему. Трон Льва - по смерти Мухаара, и грядущая война - вот что досталось мне в
наследство.
И еще одно: священное истребление. Ку-маалин.
Вернулся хозяин - с хлебом и блюдом дымящегося мяса, каковое блюдо он и
водрузил в центре стола, за ним следовал парнишка, доставивший нам кувшин
доброго элласийского вина, кожаное подобие кружек и увесистый кусок желтого
сыра. Я заметил, как мальчишка уставился в лицо Финна, в янтарном свете свечей
казавшееся отлитым из черной бронзы: наверняка он заметил и предательски-желтые
глаза, однако не проронил ни слова. Должно быть. Финн был первым Чэйсули,
которого он встретил в жизни.
Ни хозяин, ни мальчишка не стали задерживаться у нашего стола - дел у них
и без нас хватало, - и мы немедленно принялись поглощать трапезу с жадностью
изголодавшихся путников. Не то чтобы мы вправду умирали с голоду: успели
перекусить в середине дня, но одно дело - перехватить промерзший кусок, который
в горло-то только с голодухи и полезет, да еще в этот буран, будь он неладен, и
совсем другое - горячее мясо и тепло постоялого двора. Я уж и забыть успел,
когда последний раз ел в тепле.
Я вытащил нож, отхватил им приличный ломоть оленины и шлепнул мясо на
деревянную доску, заменявшую здесь тарелку. Нож был кэйлдонским, хорошей
работы: стальной клинок прекрасной заточки, отполированный почти до зеркального
блеска, рукоять, покрытая резьбой и вязью рун, - из берцовой кости какого-то
громадного зверя, по крайней мере, так мне сказал король Кэйлдон. Поистине,
королевский подарок: как раз по руке, красив, не слишком легок и не слишком
тяжел... Да все же не мой кинжал, мой-то собственный, работы Чэйсули, до
времени был запрятан в седельный мешок, чтобы не попался на глаза кому не надо.
Наелись, что называется, до отвала: с места сдвинуться - и то тяжело было.
Я заказал еще вина и как раз наполнял наши кружки, когда мое внимание привлек
усилившийся шум. Мы оба одновременно обернулись, пытаясь понять, что же вызвало
столь бурное оживление.
По скрипучей лестнице спускался арфист - судя по зажатому у него подмышкой