"Том Роббинс. Свирепые калеки" - читать интересную книгу автора

патронов, так что ошметки паука и бананов разлетелись по всей лодке.
- Как насчет фруктового салата? - учтиво осведомился он.
В самом деле, когда дым рассеялся, стало видно, что от грозди мало что
осталось. Зеленые лохмотья, желтые обрывки, волосатые конфетти. Порывшись в
останках органики, Свиттерс, однако, нашел четыре с половиной уцелевших
фрукта. Половинку банана он преподнес попугаю. Оставшиеся невозмутимо
очистил и скушал один за другим, улыбаясь удовлетворенно и кротко.
- А теперь, - возвестил он застывшим как истуканы индейцам, что разом
сделались весьма почтительны (даже оцелот, выбравшись наконец из укрытия,
взирал на него с благоговением), - как насчет толики послеобеденной беседы?
По моему мнению - а я высказал его перед членами клуба К.О.З.Н.И. в Бангкоке
не далее как 18 февраля 1993 года и вновь предложу его на ваше
рассмотрение, - синтаксические единства в "Поминках по Финнегану" - на самом
деле не предложения в прямом смысле этого слова, но скорее промежуточные
состояния расходящейся цепи панлингвистического взаимодействия,
соответствующие... Свиттерс прервался на полуслове и продолжать не стал. На
то было две причины:
1) Невзирая на острую потребность в интеллектуальной стимуляции, даже
если обеспечивать таковую приходилось самостоятельно (а от Маэстры он
унаследовал тенденцию периодически приходить в восторг от сопения
собственных вербальных волынок), Свиттерс уже заметил, что его монолог не
просто сродни мастурбации, но еще и снисходителен.
2) Все, что он имел сказать - какой облом! - забыл на фиг, идиот.

И тут полил дождь.
Шеренга необъятных черных туч давно запрудила небо вдоль горизонта,
точно лимузины на похоронах мафиози. Теперь нежданно-негаданно они отъехали
от зеленой обочины и собрались над головой, где, подобно превысившим весовую
норму, но не утратившим спортивной формы "Гарлемским кругосветникам",
Звезды, яркие и крупные, точно медные дверные ручки, высыпали на небо в
таком количестве, что прямо-таки расталкивали друг друга, ища местечка
посверкать спокойно. Поскольку популяция москитов оказалась не менее
многочисленной, Свиттерс на ночь завернулся в сетку, точно буррито с
начинкой из фараона, проверяемая на прочность мумия, которой и звезд-то не
видно из-за пелен. Выключение зрения компенсировалось избыточностью слуха.
От стрекочущих, точно швейные машинки, цикад до рева всяких разных амфибий,
что сделал бы честь любой пивной; от жестяного пощелкивания, жужжания и
гудения бесчисленных насекомых до спортивного всхрапывания диких свиней; от
нежных, мелодичных трелей ночных птиц (Моцарт с рассеянным вниманием) до
хрюканья, уханья и подвывания бог знает кого. Разгульное цунами
биологического шума и гама выплеснулось из джунглей и за реку, что добавляла
в смесь еще и собственный будуарный шепот.
Дополнительный акустический эффект обеспечили Инти и его команда: после
ужина они, прихватив бутыль писко, потрепанные одеяла и заляпанную бананом
москитную сетку, скрылись в кустах. Всю ночь мальчишки то и дело издавали
пронзительные, первобытные крики, словно Инти избивал их. Или... или
что-нибудь еще. Что-нибудь типично южноамериканское.
(В отличие, скажем, от штата Юта. Совсем недавно некий
джентльмен-мормон из Юты был до глубины души потрясен, обнаружив, что его
жена - на самом деле мужчина. Женаты они были три года и пять месяцев. Такой