"Том Роббинс. Свирепые калеки" - читать интересную книгу автора

рыбу с бананами на жаровне, сооруженной из жестянок из-под пальмового масла.
Лодка была из тех, что на реке Укаяли называются "джонсон", - легкая рыбачья
плоскодонка футов сорока в длину, пяти футов в траверзе и с креном до уровня
воды, приводимая в движение подвесным мотором "Джонсон" мощностью в семь
лошадиных сил. Где-то с четверть лодки затенял навес, установленный в самой
ее середине на бамбуковых шестах. Некогда крыша была целиком тростниковая,
сейчас к тростнику добавился лист синего пластика.
Свиттерс уже готов был поставить под сомнение отзыв Хуана-Карлоса об
этой лодке как о "хорошей", но, оглянувшись на прочие "джонсоны", убедился,
что они еще более грязны и раздолбаны, нежели лодка Инти. Что его
окончательно подкупило, так это название - "Маленькая Пресвятая Дева
Звездных Вод". Отныне и впредь лодку эту мы станем называть в женском роде.
Что до капитана, Инти был коренаст, шарообразен, редкозуб, подстрижен
"под горшок", невозмутим и приятен в общении, пусть и несколько
меланхоличен; надо думать, лет ему было под тридцать, хотя возраст у
индейцев определить непросто. Если достоинства лодки Хуан-Карлос слегка
завысил, то таланты Инти в том, что касается английского, и вовсе
преувеличил безбожно. Тем не менее с помощью вербально-жестикуляционной
смеси из испанского с английским, гримас и движений рук эти двое наконец
сговорились насчет поездки в Бокичикос, причем отплытие назначили на
следующее утро.
"Ну что ж, - размышлял Свиттерс, шагая назад к центру города в
тропических сумерках цвета черри-колы или обезьяньей задницы. - Вот мне и
светит рандеву с девой, пусть даже с виду дева эта весьма смахивает на
старую шлюху".

В баре отеля толковали главным образом о нападении на аэродром. Пили
там исключительно капиталисты, причастные к нефтяному либо
нефтеперерабатывающему бизнесу (золотоискатели, будущие фермеры-скотоводы,
торговцы экзотическими птицами собирались в менее дорогих барах, рабочие - в
еще более дешевых, наркодилеры пили на частных виллах, солдаты и полисмены -
в борделях, индейцы - прямо на улицах), и корпоративные чувства к
марксистским налетчикам бушевали в полную силу. Имея доступ к секретным
файлам ЦРУ, Свиттерс знал, что зверства, приписываемые "Sendero Luminoso",
на самом деле совершались правительственными войсками. Однако партизан это
никоим образом не оправдывало: их руки тоже пятнало немало невинной крови.
Борьба сил внушала Свиттерсу глубочайшее отвращение, и обычно его
презрение распределялось поровну между обеими воюющими сторонами. Поначалу
так просто отдать предпочтение бунту - ведь повстанцы обычно на вполне
законных основаниях борются против тирании и угнетения. Однако одним из
гротескных клише современной истории стало то, что успех любого бунта
дублировал тактику истэблишмента, а это означало, что любой бунт - не важно,
насколько успешный, - в итоге заканчивался поражением, поскольку скорее
утверждал, чем преодолевал низость человеческой природы, так что невинные
жертвы, умудрившиеся уцелеть при бомбежках, впоследствии бывали задушены
бюрократией. ("Бархатная" революция в Чехословакии, ненасильственная и
благородная по духу, до сих пор оставалась примечательным исключением.)
"Ну и где же перуанский Вацлав Гавел?[30]" - размышлял Свиттерс, хотя с
тем же успехом, наверное, мог бы спросить: "Где перуанский Фрэнк Заппа?[31]"
или "Где их "Поминки по Финнегану"?" Он решительно подавил порыв задать эти