"Ален Роб-Грийе. Проект революции в Нью-Йорке" - читать интересную книгу автора

бензина, который мало-помалу воспламенил бы весь дом.
Уши мои все еще заполняет вопль ужаса, боли, смерти, пока я
рассматриваю скомканные простыни и муслиновое белье, кучей лежащее на полу -
этот импровизированный алтарь, чьи останки постепенно обретают ослепительно
красный цвет: сначала в центре появляется пятно с очень четкими контурами,
которое мало-помалу расползается по всей поверхности.
Зато огонь, едва лишь спичка опалила краешек кружевной оборки,
пропитанной бензином, вспыхивает мгновенно во всей своей мощи, так что за
языками пламени тут же исчезают еще слегка трепещущая жертва, груда тряпок,
сыгравших свою роль в ритуале умерщвления, охотничий нож и сама зала, откуда
я едва успеваю выйти.
Дойдя до середины коридора, я замечаю, что пожар бушует уже на
лестнице, охватив сверху донизу здание, в котором я излишне задержался. К
счастью, остаются железные наружные лестницы, которые зигзагом спускаются по
фасаду дома. Повернув назад, я устремляюсь в другой конец коридора к двери в
виде окна. Оно заперто. Тщетно дергаю я шпингалет, мне не удается его
сдвинуть. Едкий дым заполняет легкие и слепит глаза. Сильным ударом ноги,
каблуком в самый низ оконной рамы, я вышибаю стекло, осколки которого с
хрустальным звоном падают на металлическую площадку. Свежий воздух,
хлынувший ко мне, приносит с собой, перекрывая гул пламени, вопль толпы,
собравшейся в самом низу, на улице.
Проскользнув в отверстие, я начинаю быстро спускаться по железным
перекладинам. Со всех сторон, на каждом этаже разлетаются стекла, лопаясь
под влиянием жара. Перезвон осколков, постоянно усиливаясь, сопровождает
меня во время бегства. Я перескакиваю сначала через одну перекладину, затем
через две.
Время от времени я на секунду приостанавливаюсь, чтобы наклониться
через поручень: мне кажется, что толпа у меня под ногами удаляется все
больше; я даже перестал различать крохотные головы, поднятые ко мне; вскоре
остается лишь одна черная точка в сгустившейся темноте, но, возможно, это
только отблеск на асфальте, омытом недавним ливнем. А в тревожном сигнале
пожарной машины, промчавшейся вдалеке, издав два жалобных гудка, звучит
нечто надежное, успокоительное, привычное.
Я закрываю дверь-окно, шпингалет которого следовало бы смазать маслом.
Теперь здесь царит полное безмолвие. Я медленно поворачиваюсь к Лоре,
оставшейся в нескольких метрах сзади, в коридоре.
- Нет, - говорю я, - никого нет.
- Но он же стоял здесь, будто на посту, весь день.
- Значит, он ушел.
За углом дома напротив я только что ясно увидел черный плащ, сверкающий
еще больше после дождя и блеснувший в желтом свете близко стоящего фонаря.
Я прошу Лору описать субъекта, о котором она говорит; она тут же
перечисляет уже известные приметы, изъясняясь медленно и неуверенно, но
демонстрируя хорошую память и наблюдательность. Я говорю, чтобы сказать хоть
что-то:
- Отчего ты решила, что он следит за этим домом? И даже мне самому тон
мой кажется неубедительным.
- Он постоянно разглядывает окна, - отвечает Лора.
- Какие окна?
- Это и те, что в двух пустых комнатах с каждой стороны.