"А.Роб-Грийе. В лабиринте. (АИ)" - читать интересную книгу автора

Слева от двери с неплотно прикрытыми створками расположены всего два
окна, за ними - угол дома, затем, перпендикулярно к ним, снова вереница
одинаковых окон и дверей, похожих на отражение первых, словно видимых в
зеркале, поставленном под тупым углом к фасадам (прямой угол - плюс еще
половина прямого угла); и снова повторяется то же: два окна, дверь, четыре
окна, дверь и т. д. Первая дверь приоткрыта в темный коридор, между ее
неравными створками остается черная щель, достаточно широкая, чтобы в нее
мог проникнуть человек, по крайней мере - ребенок.
На улице еще светло, но перед дверью, на краю тротуара, горит фонарь.
В неверном, тусклом, рассеянном свете заснеженного ландшафта привлекает
внимание этот электрический фонарь: его свет несколько ярче, желтее, гуще
дневного. К фонарному столбу прислонился солдат: он нагнул обнаженную
голову, руки спрятал в карманы шинели. Под мышкой, справа, он держит
завернутый в коричневую бумагу сверток, нечто похожее на коробку от обуви,
перевязанную крест-накрест белым шнуром; но видна только часть шнура,
которым коробка обвязана продольно, другая его часть, если она и
существует, скрыта рукавом шинели. На рукаве, у сгиба в локте, виднеются
темные полосы - возможно, свежая грязь, или же краска, или ружейное масло.
Коробка, обернутая коричневой бумагой, лежит теперь на комоде. Белого
шнура уже нет, и упаковочная бумага, старательно сложенная по ширине
параллелепипеда, слегка разевает четко обрисовавшийся клюв, косо
нацеленный вниз. На мраморе комода в этом месте образовалась длинная, чуть
волнистая трещина, которая тянется наискосок, проходит под углом коробки и
на середине комода упирается в стену. Как раз над этим концом трещины и
висит картина.
Картина в лакированной раме, полосатые обои на стенах, камин с кучей
золы, бюро с лампой под матовым абажуром и стеклянной пепельницей, тяжелые
красные шторы, большой диван-кровать, покрытый такою же красной
бархатистой тканью, наконец, комод с тремя ящиками и потрескавшейся
мраморной доской, лежащий на ней коричневый сверток, картина над ней и
тянущиеся вертикально до потолка вереницы крохотных серых насекомых.
Небо за окном все такое же белесое и тусклое. Еще светло. Улица
пустынна: ни машин на мостовой, ни пешеходов на тротуарах. Шел снег, и он
еще не растаял. Он лежит довольно тонким -в несколько сантиметров -
совершенно ровным слоем, окрасившим все горизонтальные поверхности
тусклой, неброской белизной. Видны только оставленные прохожими следы -
прямые дорожки, идущие вдоль вереницы зданий и канав, еще легко различимых
(видимых даже лучше, потому что их вертикальные стенки остались черными),
дорожки, разделяющие тротуар по всей его длине на две неровные полосы.
Кружок истоптанного снега вокруг фонарного столба, на перекрестке,
пожелтел, так же как узкие дорожки вдоль домов. Двери закрыты. В окнах -
никого, никто не прильнул к стеклу, никто, хотя бы смутно, не виднеется в
глубине комнат. Все вокруг представляется какой-то плоской декорацией, и
кажется, ничего нет ни за этими стеклами, ни за этими дверьми, ни за этими
фасадами. Сцена остается пустой: ни мужчины, ни женщины, ни даже ребенка.


Картина в деревянной лакированной раме изображает кабачок. Это
черно-белая гравюра прошлого века либо хорошая репродукция. На сцене
толпится множество людей: одни сидят, другие стоят, а слева чуть