"Мишель Рио. Архипелаг" - читать интересную книгу автора

предложение.
-Да.
Алан секунду помолчал, потом на его лице появилась улыбка, которую я
хорошо знал, но отнюдь не любил.
- Обычно ты лучше контролируешь свои реакции. Полагаю, ты намерен
забраться к ней в постель? Что ж, первый опыт с мифом - такое может
поколебать и более устойчивый ум, чем у тебя.
- По-моему, это ты занимаешься мифотворчеством.
- Стало быть, ни малейших амбиций? Три недели безмолвного созерцания
недоступной красоты... Ну и скука! Но что там ни говори, она оказала тебе
большую честь. Такого рода честь способна ослепить человека заурядного,
напрочь лишив его чувства собственного достоинства.
У меня нет привычки с христианским смирением сносить обиды от кого бы
то ни было, и я реагировал с тем большей живостью, что чувствовал себя
виноватым.
- Алан Стюарт, твои оскорбления полностью избавляют меня от укоров
совести, спасибо тебе за это. Неотъемлемое право всякого человека, в том
числе и заурядного, - менять свои решения. Я не обязан перед тобой
отчитываться и прошу не вмешиваться в мои дела. А поскольку ты сомневаешься
в моей способности к самоконтролю в моем чувстве собственного достоинства,
спроси самого себя: кто из нас сейчас более сентиментален и более смешон?
На мгновение он растерялся, но тут же овладел собой и сказал самым
любезным тоном:
- Так тебя мучила совесть, старина? Я в отчаянии. И разочарован. Я
уважаю любые поступки, лишь бы они были продиктованы ясно выраженной волей.
В твоем вялом решении есть что-то противноватое. И все это так пошло...
- Пошлый, банальный, заурядный, вульгарный - эти слова не сходят у тебя
с языка. Слишком мудреную роль ты иногда берешь на себя, милый Алан. Твои
обычные зрители это проглотят. Но я, хотя, может, и не отличаюсь
устойчивостью ума, питаю некоторую слабость к оттенкам. Чтобы иллюзия стала
правдоподобной, ей следует придать хоть каплю достоверности. Твое навязчивое
стремление быть не таким, как все, твоя чрезмерная любовь к эффектам
размывают твою личность. На свой лад ты раб нормы или, наоборот, того, что
ей прямо противоположно. Ты существуешь в отрицании, а отсюда недалеко до
небытия.
- Вот уж откровения ни к селу ни к городу. Избавь меня от самодовольных
рассуждений молокососа, рядящегося в тогу мудреца. Нет ничего зануднее
тщеславных вундеркиндов, еще не выпутавшихся из пеленок. Они позволяют себе
судить обо всем и свой писк принимают за изречения оракула. В твоих словах
выспренности больше, чем проницательности. Ты путаешь норму со скукой. Я
чураюсь именно скуки. А ты наводишь на меня скуку, старина. Глубочайшую
скуку. Стало быть, ты поймешь, почему я удаляюсь.
Он повернулся и ушел. Мне хотелось окликнуть его, я был убежден, что в
нашей перепалке роковую роль сыграла риторика агрессии, что моя
обвинительная речь, в которой, преувеличив некоторые склонности Алана, я
поставил под сомнение самую его личность, совершенно несправедлива, что у
нашей ссоры нет никаких серьезных причин, хотя меня и удивляло, что он так
болезненно воспринял мое решение, - я не понимал, как глубоко он им уязвлен.
Но я удержался и не окликнул его из гордости и потому, что сам стал жертвой
свойственной нашему возрасту черты, которую вменил в вину Алану: