"Лейни Дайан Рич. Лучше не бывает " - читать интересную книгу автора

обычно, когда выясняется, что сообщать о несчастном случае некому. В ладонь
мне лег дистанционный пульт.
- Ну, так или иначе, вы на моем попечении. Зовут меня Вера. Если
что-нибудь потребуется, нажмите вот эту кнопку, и я прилечу, как на крыльях.
Мне уже кое-что требовалось - хоть немного увлажнить наждачную бумагу у
себя в горле. Не рискнув вторично открыть рот, я повела глазами в сторону
подноса, на котором еще раньше присмотрела графин с водой и стакан. Взгляд
был понят правильно.
- Пить хотите?
Я бледно улыбнулась в знак согласия, надеясь, что просьба будет
немедленно удовлетворена. Однако медсестра только покусала губу.
- Видите ли, дорогая моя, у вас так долго не было во рту ни маковой
росинки, что... словом, не мне решать, можно ли вам пить. Пойду позову
доктора Харленда. Он будет счастлив узнать, что вы уже в сознании, и, может
быть, позволит дать вам немного воды.
С этим малоутешительным заявлением, поскрипывая тапочками, Вера вынесла
свою широчайшую улыбку за дверь, а я сделала еще одну попытку оглядеться.
Однако удерживать взгляд в фокусе оказалось такой трудной задачей, что
пришлось прикрыть веки и расслабиться, чтобы перестали ныть хотя бы глазные
яблоки. Конечности ощущались свинцовыми, и хотя шевелить ими я в принципе
могла, это ужасно утомляло.
По местной радиотрансляции передавали что-то знакомое, но прежде чем
мне удалось вспомнить, что именно, музыка стихла. Подняв веки, я уперлась
взглядом в графин. Увы, телекинетических способностей за мной никогда не
водилось. Вся надежда была на доктора Харленда.
Ничего не происходило, как мне показалось, очень долго, но, в конце
концов, дверь все же соизволила открыться. Вслед за Верой в палату вошел
мужчина в белом халате. Усевшись у постели, он тоже принялся улыбаться.
- Привет, Ванда! Я доктор Харленд, ваш лечащий врач.
К тому времени жажда стала едва выносимой. Я опять принялась делать
Вере знаки глазами, однако она упорно отказывалась их замечать. Тогда я
сконцентрировала внимание на докторе как на своем единственном спасителе.
- Это очень хорошо, что вы наконец, очнулись, - вещал этот аккуратный
смуглый коротышка с глазами черными, как маслины.
Ему никак не могло быть более сорока лет, но эта его профессиональная
улыбка заложила глубокие морщинки вокруг глаз и у рта. Я могу, если надо,
сладить почти с каждым, от слабоумного до маньяка, но только не с тем, кто
улыбается как заведенный. На таких у меня что-то вроде аллергии. Они могут,
по-моему, свести с ума.
Из объяснений доктора Харленда я извлекла нечто неожиданное: мне
следовало благодарить Бога за то, что пол в зале суда частично покрыли
ковролином во время последнего косметического ремонта. Иначе мой череп
раскололся бы пополам. Вообще-то я боялась, что он вот именно раскололся.
Получалось, что нет. Я отделалась трещиной, общим сотрясением мозга и легкой
формой комы, в которой провела пять дней. Предстояла еще одна неделя
обезболивающих уколов и полного покоя, а впоследствии - блуждающие головные
боли, но в целом я, безусловно, оказалась на редкость везучей. О моем из
ряда вон выходящем везении доктор распространялся особенно долго и
многословно, а я слегка кивала в знак согласия и думала: "Везение, как же!
Много ты понимаешь!"