"Герберт Розендорфер. Чудо в Белом отеле " - читать интересную книгу автора

оказался перед скульптурной группой, выполненной в натуральную величину.
Нет: это были восковые фигуры. Еще раз нет: живые люди. Три дамы и один
господин. Большие, невидимые глазу муравьи (или жуки, а может быть,
маленькие паучки?) ползали вокруг, и их шуршание и потрескивание, или как
это еще назвать, и были единственными звуками, раздававшимися в этой
комнате.
Но не было здесь никаких невидимых глазу муравьев и жуков, никаких
птичек - это было потрескивание и шуршание черных шелковых платьев дам.
Платья потрескивали и шуршали, хотя дамы не двигались: не было ли это
непроизвольное постоянное потрескивание и шуршание шелка вызвано вращением
Земли?
Комната представляла собой богато украшенный зал. О вкусе, конечно,
можно было бы и поспорить. Когда красная дверь захлопнулась за моей спиной,
и без того еле слышный шум шагов и звяканье столовых приборов совершенно
исчезли.
Обнаженные кариатиды казались единственными живыми существами в зале.
Даже мопс у ног одной из дам выглядел, как чучело. (Что было очень приятно -
я предпочитаю чучела собак живым собакам.) Но тут одна из дам - сидящая
слева, если смотреть с моей стороны, - подняла левую руку и сказала... тут я
должен вставить: все глядели на меня, если не сказать - вперились в меня -
застывшими, широко открытыми глазами, причем за все это время ресницы ни
разу не вздрогнули. В этих глазах отражалось недоумение (или страх?)...
...итак, левая дама сказала:
- Господин Герриет Кародамски, владелец отеля, намерен сделать вам
сообщение.
- Считается, - сказал господин Кародамски и положил свою правую руку
перед собой на стол, мягко, если можно так выразиться, сжав ее в кулак, -
что Господь сотворил людей по Своему образу и подобию. Что, к сожалению, не
позволяет сделать положительных выводов о Его собственном характере.

II

Я молюсь, но кому? Как я ни вглядываюсь в черную книгу, уже все глаза
сломала, мне все равно не удается узнать, кому я должна молиться. Кукле с
кукольным ребенком там на шкафу? Из черной книги я этого понять не могу.
Правда: я не умею читать. Возможно, все дело в этом. Если бы я умела читать!
Я должна выучиться чтению, но уже слишком поздно. Я замечаю, что уже слишком
поздно.
Я молюсь. Я молюсь всякий раз, как только предоставляется возможность,
однако повторяю всего лишь слова. "Я молюсь, я молюсь", другой молитвы я не
выучила. Как только хозяева уходят из дома, я начинаю молиться. Я молюсь
вместо того, чтобы заниматься своими обязанностями - стирать, убираться,
чистить, гладить, подметать... и когда хозяева возвращаются, естественно,
ничего не убрано, везде грязь и белье не выглажено. Но как мне объяснить
моим хозяевам, что я должна молиться?
Хотя ничего не помогает. Я проклята без моей на то вины. Знаете, кем
был мой отец? Мы жили в хижине на болоте. Черная мокрая земля неустанно
лезла в дом и заполняла собой все. Все всегда было покрыто слоем грязи,
потому что мой отец жил добычей торфа. Он был самый торфянистый, самый
черный из всех, прямо-таки мавр, нет, не мавр, а торфяной человек, причем