"Герберт Розендорфер. Большое соло для Антона" - читать интересную книгу автора

доставал. Внизу вход в бар преграждала тяжелая бархатная портьера.
Заведение это было Антону Л. небезызвестно. Однажды юбилей
туристического бюро "Кюльманн" закончился именно здесь. "На что еще способен
человек, если не на то, чтобы посвятить себя цифрам", - вспомнил Антон Л. В
господине Кюльманне. шефе фирмы, с самого первого дня, стоило лишь
повнимательнее присмотреться, сразу угадывался скряга. У Антона Л., хотя он
в принципе интересовался лишь самим собой и своими собственными болезнями,
был очень острый глаз на слабости других людей (за которыми он лишь
наблюдал, но никогда не упрекал), что было странной, не сразу бросающейся в
глаза, частью его презрения к людям. Он в самый первый день распознал в
господине Кюльманне скрягу, хотя господин Кюльманн старался и, нужно
сказать, по большому счету, старался с видимым успехом показаться "широкой
душой". Господин Кюльманн был высокорослым и светловолосым. У него было
необычайно большое лицо и на удивление маленький нос. Родом он был из
Берлина и очень любил говорить, хотя говорил он не очень хорошо. Запас его
мыслей был невелик, по причине чего темы его разговоров ограничивались
небольшим числом предметов, что опять-таки вело к тому, что он очень часто
повторялся. Большая часть его речей состояла из пустых фраз типа "...не
правда ли...", "ведь так же...", "...хотелось бы еще сказать..." и тому
подобных. Но если рассказчиком он был плохим, то слушателем - просто
никаким. Господин Кюльманн стремился произвести на свое окружение три
впечатления: показаться серьезным, показаться прилежным и выглядеть
внушительно. Серьезность - ну, это весьма призрачное понятие, почти такое же
призрачное, как и его противоположность. Господин Кюльманн слыл человеком
серьезным в общепринятом смысле уже хотя бы потому, что был слишком скупым,
чтобы быть несерьезным. Прилежным - господину Кюльманну в его бизнесе
повезло: он процветал, он жил в благополучии, но если кто-то присматривался
повнимательнее, то от его глаз не могло укрыться, что он был болваном.
Конечно же, прилежно говорить и прилежно говорить о прилежности господин
Кюльманн мог, причем здесь всегда наблюдается склонность считать прилежным
того, кто прилежно говорит. Что же касается внушительности, то здесь Антон
Л. как-то пережил с господином Кюльманном один сногсшибательный эпизод.
Господин Кюльманн взял Антона Л. с собой в деловую поездку на машине. В
одном месте господин Кюльманн повернул налево, но на этом месте поворот
налево был запрещен. И именно на этом месте стоял полицейский. Полицейский
засвистел и указал господину Кюльманну, чтобы тот съехал на край дороги и
остановился. Полицейский был невысоким толстым человеком с чрезвычайно
смешной желтой бородой. Господин Кюльманн тут же вышел из машины, принял
внушительную стойку и ошарашил полицейского речами, типа: "...может же
иногда случиться...", "...ведь вы же все-таки не так...", "...вы понимаете,
кто перед вами стоит?" "Да, - сказал полицейский, - прусак, который повернул
налево там, где он не имел права налево поворачивать". Антон Л., которому до
этого случая еще не представлялась возможность взглянуть на всю сущность
господина Кюльманна, подумал, что теперь господин Кюльманн просто разорвет
маленького полицейского. Но произошло нечто совершенно иное. Господин
Кюльманн ретировался, улыбнулся - у него был очень большой рот, в котором
отсутствовало много зубов, - и поспешил вернуться к машине. Он принялся
открывать и закрывать багажник и капот, что-то крутить в моторе, шарить в
ящике с инструментами, а когда полицейский выписал штрафную квитанцию,
заявил, что у него дела в соседнем доме (что, конечно же, было неправдой) и