"Герберт Розендорфер. Латунное сердечко или У правды короткие ноги" - читать интересную книгу автора

подальше от глаз, попыталась разобрать надпись. Ей это не удалось, и она
отдала пластинку Бруно, которому это, очевидно, тоже не удалось, хотя он
долго рассматривал ее, держа в вытянутой руке и далеко откинув голову в
кудряшках. Наконец он передал ее Кесселю. Это была "Ла Палома". Кессель
отдал ее барменше; та включила проигрыватель и поставила пластинку.
Папаня хихикал. Прокурор сделал новый глоток из своего бокала и начал
ногой отбивать такт. Бруно тихонько подпевал, однако слышно его не было,
потому что музыка была очень громкой.
Песня еще не кончилась, когда Бруно, вытянув руку с бокалом, ткнул
Кесселя средним пальцем в грудь и радостно закричал:
- "Ла Палома"!
- Да, - прокричал Кессель в ответ, - "Ла Палома"!
- Император Максимилиан!
- Да, - крикнул Кессель, - наш последний рыцарь!
- Нет, - закричал Бруно, - не тот, а мексиканский! Которого они
расстреляли, собаки!
- А-а, так значит, тот! - прокричал Кессель.
- Какой? - крикнул Папаня из своего угла.
- А ты молчи, не с тобой разговаривают! - ответил Бруно. - Перед тем
как его расстреляли, он заказал эту песню. Это было его последнее желание,
ты понял? Когда расстреливают, можно заказать последнее желание, правильно?
- Не знаю, меня еще ни разу не расстреливали! - прокричал Кессель.
- А император Максимилиан захотел услышать эту песню! "Ла Палома" была
его последним желанием, знаешь, да? Нет? Ну, значит, теперь знаешь. Кроме
того, у него был понос. Это тяжело, когда тебя расстреливают, а у тебя еще и
понос. Но он неплохо держался! За это я его уважаю! Ты понял?
- Понял! - прокричал Кессель.
- Да здравствует мексиканский император Максимилиан! - крикнул Бруно.
- Великолепно, великолепно! - подхватил прокурор.
- Да здравствует покойный мексиканский император Максимилиан! -
присоединился к ним Кессель.
Бруно допил пиво; когда пустой стакан снова заскользил по стойке, песня
завершилась рыдающим аккордом, к которому присоединился еще гитарный
отыгрыш. Когда музыка смолкла, Кессель явственно ощутил волну жара,
исходящую от камина: казалось, что громкая музыка сдерживала ее какое-то
время.
- Может, дверь откроем? - предложил Кессель.
- Можно, - сказал Бруно, - а то прямо сдохнешь тут от этой жары.
- Нельзя, - возразила барменша, - шум будет слышно на улице, и соседи
тут же вызовут полицию.
- Ну, хоть дверь сортира открой, - взмолился Бруно.
- Не стоит, там только что побывал прокурор, - заметил Кессель.
- Великолепно, великолепно! - веселился прокурор, показывая свои
золотые зубы.
- А теперь давай "Эрцгерцога Иоганна", - потребовал Бруно.
Барменша сняла "Ла Палому". Несколько пластинок снова было пущено по
рукам; наконец нашлась нужная - "Эрцгерцог Иоганн. Штирийские переливы".
Приторный мужской голос в сопровождении цитры, а в особо патетических
местах - и коровьих колокольчиков выводил:
- "Где б ни скитался я, где ни бродил бы я..."