"Герберт Розендорфер. Письма в древний Китай (Роман)" - читать интересную книгу автора

ветру. Сначала я еще видел твое красное платье, а потом наступила темнота. А
в следующий миг я, растерянный, уже сидел на том же мосту через канал
Голубых колоколов, только все выглядело совсем иначе. Ни одного дома, ни
стены, ни даже камня не осталось от того, что я только что видел. Страшный
шум тотчас же обрушился на меня со всех сторон. Я сидел на земле, крепко
держа свою сумку, и моим первым желанием было немедленно вернуться назад. Но
ты знаешь, что это невозможно. А первая моя мысль была о Сяо-сяо: скучает ли
она обо мне? Теперь я долго не смогу ее приласкать. Да и ей тоже придется
долго ждать меня.
Мост, на котором я очнулся, совершенно не похож на тот, на котором мы с
тобой расстались. Правда, он и сейчас пересекает канал Голубых колоколов, но
сделан не из дерева, а из камня, очень плохо обработанного, и вообще,
видимо, сложен без любви. В этом "здесь" все сделано без любви. Все же я
подумал: какое счастье, что мост и через тысячу лет остался на месте. Ведь
после того, как старый деревянный мост сгнил или развалился, новый могли
соорудить выше или ниже. Тогда я, прибыв, очутился бы в воде, что, конечно,
было бы неприятно, хотя и не опасно, потому что канал Голубых колоколов
давно уже не так глубок, каким ты его знаешь, зато невообразимо грязен.
Грязь здесь вообще почти на всем. Грязь и шум царят повсеместно. Грязь и шум
- вот та пропасть, в которую влечет нас будущее.
Холм на западном берегу канала снесли, и вообще вся местность,
насколько хватает глаз, теперь совершенно ровная. Но я уже писал об этом.
Я встал, растерянный, опустил сумку на землю и огляделся. По тому
плану, который мы так тщательно составили по крайней мере для моих первых
шагов в этом будущем мире (скажу сразу: план наш оказался совершенно
неосуществимым), я должен был сначала направиться в парк, к твоему летнему
дому, чтобы найти камень, установленный нами у входа. Но мне не удалось
дойти до парка, потому что с той стороны, где прежде находился, а для тебя и
сейчас находится дом вдовы Начальника императорской охоты мандарина Ма Вана,
появился великан. Но не пугайся: в его взоре я не увидел злого намерения,
хотя одет он был в странное серое платье, которое я непременно опишу тебе
впоследствии, а лицо имел нездорового красного цвета. Но главное, что меня
поразило, был его нос, огромный до невероятности. Мне показалось даже, что
по величине этот нос превосходит все остальные части тела вместе взятые.
Великан, видимо, намеревался просто перейти через мост, но заметил меня и
остановился, как вкопанный. Я еще не умею распознавать выражение лица у
потомков (они отличаются от нас так сильно, что я постоянно спрашиваю себя:
неужели это и вправду потомки? Наши потомки?) и пока лишь учусь различать их
лица. Это очень трудно, потому что все они похожи, и у всех одинаково
большие носы. Но все же я ощутил, что этот великан, или великанша, потому
что пол их я тоже не всегда различаю, не желает мне зла. Возможно, он
рассматривал меня с таким же удивлением, как я его. Я подобрал сумку,
подошел к нему, поклонился и произнес:
- Высокопочтенный незнакомец или высокопочтенная незнакомка! Я, жалкий
и недостойный гуань четвертого ранга но имени Гао-дай, начальник
императорской Палаты поэтов, именуемой "Двадцать девять поросших мхом скал",
преклоняюсь перед вами и вашими досточтимыми предками! (Кто знает, подумал я
при этом, может быть, я и есть один из этих предков). Не соблаговолите ли вы
сказать, не находился ли когда-то за этой стеной летний дом моего друга,
почтенного мандарина Цзи-гу?