"Герберт Розендорфер. Письма в древний Китай (Роман)" - читать интересную книгу автора

так до конца и не понял, что это было. Господин Ши-ми немного поговорил с
одним большеносым, у которого не только не было косы, но даже вообще волос
на голове не осталось, потом извлек мой лан и показал ему. Тот чуть в
обморок не упал, потом схватился за голову обеими руками и издал несколько
хлюпающих звуков. Что ж, мой милый Цзи-гу, это вполне объяснимо: перед ним
был новенький, ничуть не потертый лан серебра с императорской печатью,
изготовленный, с его точки зрения, тысячу лет назад. Понятно, что здесь это
- редкость. Но я не поверил своим глазам, когда господин Ши-ми, отдав лан
торговцу, получил за него две коричневых и восемь синих бумажек, которые тут
же передал мне. Эта дурная затея с бумажными деньгами (у нас, как ты
помнишь, так и не привившаяся) здесь не только широко распространена:
бумажные деньги стали для большеносых почти единственным средством торговли
и платежа. Монеты встречаются редко и применяются только для мелких
расчетов. Те бумажки, которые господин Ши-ми после известного тебе досадного
недоразумения передал гневливой даме, и которые я по неопытности принял за
записки, тоже были деньгами. Делают их из очень грубой бумаги, и срок
действия их не ограничен. Либо доверие большеносых к своему министру
финансов настолько велико, что граничит со слабоумием, либо же такое
количество пыли и грязи в здешнем мире тем и объясняется, что никто не хочет
убирать их за эти бумажные "деньги". На каждой бумажке есть рисунок. Сначала
я полагал, что изображенные на рисунках головы принадлежат министру финансов
и его сановникам. Однако это не так. Министр и его сановники поступили
вполне благоразумно, отказавшись поместить на бумажных деньгах свои
портреты. Иначе их узнавали бы на улицах! Кстати, бумажные деньги любой
человек может сделать себе и сам: я убедился в этом на примере господина
Ши-ми. Как-то раз он, покупая мне одежду, достал из кармана листок бумаги,
начертил на нем несколько знаков - и торговец принял его вместо денег. Здесь
так многие поступают. Какая экономика выдержит такое? Вот здешняя экономика
и не выдерживает - доказательств этого у меня уже более чем достаточно.
Я хотел вернуть господину Ши-ми эти бумажные деньги, но он сказал, что
они принадлежат мне, и сунул их мне в карман. Мне захотелось попробовать,
действительно ли на них можно что-то купить. Господина Ши-ми это рассмешило.
Мы прошли с ним еще по нескольким улицам, и вдруг меня привлекло стеклянное
окно одной огромной лавки, целого торгового дома, и я остановился перед ним
в глубоком недоумении. В окне находился совершенно непонятный предмет, о
назначении которого у меня не зародилось даже отдаленных догадок. Указав
господину Ши-ми на этот предмет, я дал ему понять, что хотел бы за свои
бумажки приобрести именно его.
Господин Ши-ми схватился за живот от смеха. Смеялся он не надо мной, а
над моим (с его точки зрения весьма нелепым) желанием купить именно это. Он
несколько раз принимался объяснять мне, что это такое, но смех мешал ему, и
я так ничего и не понял. И, поскольку я упорствовал в своем решении, ему
ничего не оставалось, как сопроводить меня внутрь этой огромной лавки или
торгового дома.
Там, внутри, царило необычайное оживление. Толпы большеносых двигались
во всех направлениях, бесцеремонно толкая друг друга и даже не думая о
соблюдении хотя бы малейших форм вежливости. Во время наводнения,
случившегося, если ты помнишь, в год смерти вице-канцлера Ян-цзи, когда
народ, живший в домах у берега, бросился, ища спасения, в верхние кварталы
города, - впрочем, что я тебе напоминаю, ведь ты сам был тогда главным