"Наталья Резанова. Последние Каролинги - 2 (Прод.романа А.Говорова 'Последние Каролинги')" - читать интересную книгу автора

рассказать какую-нибудь байку.
- Кстати о палачах... В нашей богадельне много разного зверья
собралось, - начал он, - вот я и вляпался. У нас тут есть один старикан,
полупаралитик, вечно сидит, как сыч, на солнышке греется и молчит. Хотя,
правда, сычи на солнце не вылезают. Ну, мне его жалко стало - ползать ему
еще хуже, чем мне, он весь скрюченный и одна рука не работает. Я ему,
бывало, миску похлебки принесу по-братски или помогу до лежанки дотащиться.
А тут на него как-то разговорчивость напала либо на старости лет уже не
понимает, что несет и кому, - и он признался, что вовсе он не увечный воин,
а палач. Да, да, доподлинный заплечных дел мастер. А когда его удар хватил,
Карл Лысый веле его сюда определить. Здесь уж и позабыли, кто он был... Ну,
никто так не вляпается, один я!
Но Эда это побасенка нисколько не развеселила. Он так уставился на
Фарисея, что, казалось, взглядом снимает мясо с костей.
- Он был палачом при Карле Лысом? - спросил он.
- Ну да... - Фарисей растерялся. - Личным и бессменным, так он говорит.
- Ты можешь мне его показать?
- Конечно, могу. День сегодня жаркий, он наверняка на солнцепеке сидит,
кости греет.
- Тогда идем, - Эд протянул руку и помог Фарисею встать с каменной
скамьи. Тот заковылял по монастырскому двору, недоумевая, зачем королю
понадобился старый душегуб, да еще так срочно. И дернул черт за язык! Однако
нутром он чувствовал - это случайное упоминание о палаче оказалось для Эда
важнее всей истории с лжепаломником, из-за которой он сюда прибыл.
Они обошли церковь слева. Эд вынужден был умерять свое нетерпение,
примеряясь к походке калеки.
- Так где ты его будешь искать?
- А где обычно. На кладбище. У стены.
Вскоре они увидели могильные кресты. Кладбище, при всей величине и
древности аббатства, было невелико, так как имел место обычай вторичного
перезахоронения в церковных подземельях. Те же, чьи черепа еще не упокоились
в каменных нишах, лежали в могилах. Одна могила была совсем свежей - земля
еще не осела. При виде ее рот Фарисея снова покривила усмешка. Но Эд туда
даже не взглянул.
А смотрел он на человека, скрючившегося на прогретой солнцем могильной
плите с неразличимой уже надписью. Скрючился он не сейчас - жизнь его
скрючила. Спина и правая рука у него были искорежены артритом, и просторный
балахон, в который монастырь рядил своих нахлебников, не скрывал всего
уродства этого ветхого тела. Старческий пух одевал лысую голову, глаза были
прикрыты морщинистыми веками, лишенными ресниц.
Тот, без кого ни одно государство не обходится и с кем никто в этом
государстве не желает иметь дела. У кого только одно братство - с жертвой.
Палач.
И пусть он давно уже не казнит, не пытает, это клеймо на нем останется
навечно, глубже, чем на тех, на ком он выжигал его раскаленным железом. И не
случайно сидит он на кладбище - неизвестно, попадет ли он сюда после смерти.
Может, милосердные братья пожалеют его, а может, закопают за церковной
оградой.
- Старик, - голос Фарисея прозвучал в прогретой солнцем тишине до
странности резко, - перед тобой король. Он будет говорить с тобой.