"Татьяна Ивановна Ревяко. Серийные преступления ("Энциклопедия преступлений и катастроф") " - читать интересную книгу автора

Сочинителя ателлан за стишок с двусмысленной шуткой он сжег на костре
посреди амфитеатра. Один римский всадник, брошенный диким зверям, не
переставал кричать, что он невинен; он вернул его, отсек ему язык и снова
прогнал на арену. Изгнанника, возвращенного из давней ссылки, он спрашивал,
чем он там занимался; тот льстиво ответил: "Неустанно молил богов, чтобы
Тиберий умер и ты стал императором, как и сбылось". Тогда он подумал, что и
ему его ссыльные молят смерти, и послал по островам солдат, чтобы их всех
перебить. Замыслив разорвать на части одного сенатора, он подкупил несколько
человек напасть на него при входе в курию с криками "враг отечества!",
пронзить его грифелями и бросить на растерзание остальным сенаторам; и он
насытился только тогда, когда увидел, как члены и внутренности убитого
проволокли по улицам и свалили грудою перед ним.
Чудовищность поступков он усугублял жестокостью слов. Лучшей и
похвальнейшей чертой его нрава считал он, по собственному выражению,
невозмутимость, то есть бесстыдство. Увещаний своей бабки Антонии он не
только не слушал, но даже сказал ей: "Не забывай, что я могу сделать что
угодно и с кем угодно!" Собираясь казнить брата, который будто бы принимал
лекарства из страха отравы, он воскликнул: "Как? Противоядия - против
Цезаря?" Сосланным сестрам он грозил, что у него есть не только острова, но
и мечи. Сенатор преторского звания, уехавший лечиться в Антикиру, несколько
раз просил отсрочить ему возвращение; Гай приказал его убить, заявив, что
если не помогает чемерица, то необходимо кровопускание. Каждый десятый день,
подписывая перечень заключенных, посылаемых на казнь, он говорил, что сводит
свои счеты. Казнив одновременно нескольких галлов и греков, он хвастался,
что покорил Галлогрецию. Казнить человека он всегда требовал мелкими частыми
ударами, повторяя свой знаменитый приказ: "Бей, чтобы он чувствовал, что
умирает!" Когда по ошибке был казнен вместо нужного человека другой с тем же
именем, он воскликнул: "И этот того стоил". Он постоянно повторял известные
слова трагедии:
Пусть ненавидят, лишь бы боялись!
Не раз он обрушивался на всех сенаторов вместе, обзывал их прихвостнями
Сеяна, обзывал предателями матери и братьев, показывал доносы, которые будто
бы сжег, оправдывал Тиберия, который, по его словам, поневоле свирепствовал,
как как не мог не верить стольким клеветникам. Всадническое сословие поносил
он всегда за страсть к театру и цирку. Когда чернь в обиду ему рукоплескала
другим возницам, он воскликнул: "О, если бы у римского народа была только
одна шея!"; а когда у него требовали пощады для разбойника Тетриния, он
сказал о требующих: "Сами они Тетринии!" Пять гладиаторов-ретиариев в
туниках бились против пяти секуторов, поддались без борьбы и уже ждали
смерти, как вдруг один из побежденных схватил свой трезубец и перебил всех
победителей; Гай в эдикте объявил, что скорбит об этом кровавом побоище и
проклинает всех, кто способен был на него смотреть. Он даже не скрывал, как
жалеет о том, что его время не отмечено никакими всенародными бедствиями:
правление Августа запомнилось поражением Вара, правление Тиберия - обвалом
амфитеатра в Фиденах, а его правление будет забыто из-за общего
благополучия; и снова и снова он мечтал о разгроме войск, о голоде, чуме,
пожарах или хотя бы о землетрясении.
Даже в часы отдохновения, среди пиров и забав, свирепость его не
покидала ни в речах, ни в поступках. Во время закусок и попоек часто у него
на глазах велись допросы и пытки по важным делам, и стоял солдат, мастер