"Всеволод Ревич. Перекресток утопий (вариант 1 главы одноименной книги)" - читать интересную книгу автора

нарождающимся фашизмом... Об этом свидетельствует М. С. Шагинян в статье
"Как я писала "Месс-Менд".
Большинство произведений упомянутого жанра сейчас вряд ли можно читать без
не предусмотренного авторами смеха; впрочем, можно предположить, что и в
те времена авторы не сохраняли на лицах скучливой серьезности, бросая
своих героев в каскады невероятных приключений. Это была игра, была
попытка растормошить читателя, не всегда удачная, но чаще всего задорная.
За перо охотно брались весьма уважаемые литераторы. В "Записках старого
петербуржца" Льва Успенского есть превосходное место, где рассказывается о
том, как они с приятелем трудились над сочинением подобного романа.
"Ни разу нас не затруднило представить себе, что было "во мраке чернильной
ночи": там всегда обнаруживалось нечто немыслимое. Мы обрушили из космоса
на Баку радиоактивный метеорит. Мы заставили "банду некоего Брегадзе"
охотиться за ним. -Мы заперли весьма положительную сестру этого негодяя в
несгораемый шкаф, а выручить ее оттуда поручили собаке.
То была неслыханная собака: дог, зашитый в шкуру сенбернара, чтобы между
этими двумя шкурами можно было переправлять за границу драгоценные камни и
шифрованные донесения мерзавцев. При этом работали мы с такой яростью, что
в одной из глав романа шерсть на спине этого пса дыбом встала от злости -
шерсть на чужой шкуре!"
Как это ни странно,-а может быть, вовсе не странно,-но книга была издана -
под псевдонимом Л. Рубус, под названием "Запах лимона", в Харькове. За
полной библиографической редкостью этого издания точную дату его выхода
самому автору воспоминаний установить не удалось. Но в Ленинской
библиотеке экземпляр все-таки сохранился - "Запах лимона" вышел в 1928
году...
Чтобы .еще более расширить представление о том, что это была за
литература, остановимся на романе, который немногим отличался от "Запаха
лимона", назывался он "Иприт", был написан Всеволодом Ивановым и Виктором
Шкловским и выпускался в 1925 году центральным издательством страны
отдельными тоненькими выпусками с немалым по тем временам тиражом - 30
тысяч экземпляров. Можно думать, что были читатели, которые охотились за
этими выпусками, что именно такая книга определяла их круг чтения.
Если искать ее основополагающий принцип, то с наибольшей полнотой он
определен известной поговоркой: "В огороде бузина, а Киеве дядька".
Капустник, словесная игра, тоже может быть полноправным участником
литературного процесса, но все-таки тема и средства не должны быть совсем
разобщенными; здесь же они не просто впали в противоречие, между ними
возник настоящий антагонизм. Вряд ли стоило мешать картины мировой
революции, международного рабочего движения, химической войны с
невероятными похождениями бывшего матроса Пашки Словохотова, который вкупе
с дрессированным медведем Рокамболем носится по нашей стране, по морям и
океанам, по разным государствам, то в сундуке, то на крыле самолета... (А.
Бритиков нашел любопытное свидетельство одного из критиков тех лет о том,
что Павел Словохотов существовал на самом деле. Это, конечно, никакого
значения не имеет, потому что в главном герое "Иприта" нет ничего от
живого человека.) Пересказать сюжет этого произведения невозможно даже в
принципе, потому что событий в романе слишком много, больше, чем по одному
на страницу, а в тех местах, где особенно чувствуется
экспрессивно-рубленый стиль В. Б. Шкловского, так и больше чем по одному