"Петра Рески. Палаццо Дарио " - читать интересную книгу автора

- Ты впервые в Венеции? - спросил Стефано.
- Нет, - ответила Ванда.
Она думала о том, как, проснувшись ранним утром в Неаполе, она выходила
на балкон и смотрела на залив. Везувий дремал под гулкими ударами колокола.
Как только неаполитанец покидает свой родной город, тоска и ностальгия
мельничным жерновом придавливают его грудь. Словно он бросил небогатого
возлюбленного ради лучшей партии. Ванда утешалась мыслью о том, что на самом
деле она не выбирала Венецию вместо Неаполя, Неаполю с Венецией не изменила.
Нет, правда! Ни о каком таком выборе речь не шла. Это решили за нее. Три
тысячи претендентов участвовали в международном конкурсе на место куратора
Венецианского Восточного музея искусств. И Ванда победила. Поэтому ей ничего
не оставалось делать, как покинуть Неаполь. Действительно ничего.
Но неужели ее совесть так и не успокоится? В конце концов, она только
наполовину была неаполитанка и никогда не принадлежала этому городу всецело.
Мать Ванды была немкой. В детстве Ванда всегда завораживала подруг историей
своей семьи, если ей нужно было произвести впечатление. Их-то семьи все были
из Неаполя, и лишь некоторые могли похвастаться, что они родом из
какого-нибудь Беневенто или деревни в Кампании, но, конечно, это не шло ни в
какое сравнение с происхождением ее мамы, которая была не только немкой, но
и почти что полькой. И к тому же принцессой. Ну да. Тоже почти.
Ванда вспомнила о страдальческой реакции своих коллег из
Неаполитанского института, когда она сообщила им о получении этой должности
в Венеции. Никого не интересовало, что это за место, что за должность, что
это значило для нее; все сразу разделились на два лагеря: ненавистников и
поклонников Венеции. Единодушны они были лишь в оценке венецианской погоды:
туман, туман, туман. Круглый год. Поклонников Венеции было больше.
Секретарши, например. Но не только. Директор института, профессор Джардини,
тоже был из их числа. У них загорались глаза при слове "Венеция". Они
представляли себе жителей Венеции элегическими существами, укутанными в
черные плащи, в гондолах на покрытом туманом всемирно известном Большом
канале, вслух читающими стихи Торквато Тассо. Ненавистники Венеции -
студенты-практиканты, библиотекарь и почти весь средний персонал - смотрели
на Ванду с сочувствием.
- Ужас, - говорили они. - Вонючие каналы и кошмарные голуби.
Они были убеждены, что любопытные туристы врываются там в квартиру,
стоит хозяину лишь приоткрыть дверь, и что все венецианцы сепаратисты и
мастера по срезанию сумок. Все демонстрировали свое академическое
образование, стараясь превзойти друг друга, приводя цитаты. Каждый день они
находили новые доказательства своей осведомленности. "Венеция - старая
аристократка, страдающая одышкой, - Америго Бартоли!" - восклицал специалист
по средним векам, ему отвечал какой-нибудь аспирант: "Жуткий, зеленый,
скользкий, сальный город. Стары его дожи, стары его взгляды - Д. Г.
Лоуренс!"
Венцом этого наваждения стала викторина на тему Венеции, разразившаяся
в обеденный перерыв. Ее суть заключалась в том, что кто-нибудь произносил
цитату, например: "Помню первый свой приезд в Венецию. Мне было семнадцать.
Когда я оказался на площади Св. Марка, то подумал, что схожу с ума. Ничто в
мире тогда мне не казалось таким прекрасным, как этот город". Выигрывал тот,
кто первым кричал: "Джулиен Грин".
Ассистент Эверардо, убежденный сторонник Rifondazione communista*, чуть