"Федор Михайлович Решетников. Между людьми" - читать интересную книгу автора

в огороде девица гуляла" и другие песни, и под эту игру публика плясала и
пела. Вдруг к моему соседу подошел здоровенный мужчина в красной рубахе и в
синих выбойчатых штанах. Он был полупьян. Ударив по плечу соседа, он сказал:
- Петька! спой "возле речки".
- Неохота.
- А, чтоб те!.. выпить, што ли, хошь?
- Нет... - В голосе его слышалось отчаяние. Мужчина принес к нему
косушку перцовки. Выпили, и мой сосед ушел в соседнюю комнату, где плясали.
Слышу, кто-то поет басом "возле речки", - правильно, хорошо, с чувством, то
повышая, то понижая голос, как будто бы он был в певчих. Пели сначала и
рабочие, но потом перестали, а пел только мой сосед, под аккомпанемент
гитары.
Молодец, Петька!.. - закричали рабочие по окончании песня и просили его
спеть другую. Я ушел.
Еще раза два приходилось мне видеть его в течение двух недель в
трактире, и даже раз я видел его с гитарой, на которой он играл порядочно.
Потом я его не видал долго. Однажды прихожу я в Обуховскую больницу, где
лежал один мой товарищ. Рядом с его кроватью лежал человек, покрытый
простыней, и около этой кровати суетились служителя и фельдшер.
- Вот и со мной то же будет! - сказал мне товарищ.- Еще час тому назад
говорил, а теперь лежит мертвый.
- Кто такой?
- Канцелярский служитель Кузьмин... Его привезли сюда из квартала едва
живого: пьянствовал все.
Открыли простыню - и что же? Я увидел того самого Петьку, который
месяца два тому назад сидел за одним столом со мной, пил со мной водку и
потом пел... Жалко мне стало его. Я рассказал об нем товарищу.
- Он мне подарил тетрадку. В ней написано, как он жил здесь, в
Петербурге. Мне ее не надо, возьми. Вот что рассказывал про себя Кузьмин.

Часть первая

ДЕТСТВО

Зовут меня Петром Ивановичем Кузьминым. Воспитывали меня родной брат
моего отца и его жена, которых я называл, как они меня учили, сначала
тятенькой и мамонькой, а как вырос больше - папенькой и маменькой. Теперь
же, в письмах к ним, я их называю уже папашей и мамашей.
Мать моя, как говорят мои воспитатели, умерла через сорок недель после
моих крестин, бывших на третий день по моем рождении. Поэтому я не помню ее;
портрета же ее я никогда не видел. О моих отношениях к матери вот что
рассказывала тетка, когда ей хотелось похвастаться своей добротой.
- Мать твоя, как теперь помню, лежала в больнице, в голубеньком
ситцевом платьишке, и как только я принесу тебя к ней, ты и замашешь
ручонками, и заревешь. Возьмет тебя мать на руки, ты глядишь так как-то
весело глазенками, и слюни у тебя бегут по губам. Ничего ты не понимал,
безрогая скотина, а тоже что-то было у тебя такое, что ты не ревел, когда
тебя брала мать на руки. А возьмет тебя другой, ты заревешь, даже если и я
возьму тебя от матери, ты долго ревешь и грудь сосать не хочешь...
Могу вам положительно сказать, что я, кажется, начал понимать с