"Федор Михайлович Решетников. Между людьми" - читать интересную книгу автора

Федор Михайлович Решетников

Между людьми

ОТ АВТОРА В ВИДЕ ПРЕДИСЛОВИЯ

Мне нравится ходить в кабачки, каких в Петербурге очень много, и
нравится ходить преимущественно в многолюдные, находящиеся на многолюдных
улицах, где живет рабочий народ; также нравится ходить и в дешевенькие
трактиры, гостиницы, когда по вечерам, в будни, под праздник и в праздники,
стекается отвести душу простой народ. Подите вы в воскресенье Апраксиным
переулком между Садовой и Фонтанкой - и вы увидите много рабочего народа,
который то стоит кучками, то сидит в разных местах, то заходит в питейные и
трактирные заведения. Из этих заведений слышатся крики, песни и пляски, и
вам придет в голову: экой этот народ пьяница! Но не так заключаю я.
Не помню, которого числа февраля или марта месяца 186* г. я зашел в
один дешевенький трактир. Выпив рюмку водки, я сел к столу и закурил
папироску. Народу было не так чтобы много, но для этого трактира достаточно.
Песни и пляски рабочих и мелких торгашей слышались даже на улице, поэтому
легко себе представить читателю, что значат песни и пляски в самом
трактире, - а это знает, я думаю, каждый житель Петербурга. Но кроме этого,
в трактире много было спорщиков, которые, сидя за столами, выпивали
очищенную, крымскую или наливку, закусывая огурцами, редькой или просто
куском хлеба. Было много и таких, которые сидели поодиночке: недалеко от
меня сидел человек в чуйке, покачивался и что-то бормотал; возле него сидел
человек в армяке и несвязно выговаривал: "В орган заиграй!.. заиграй... пяти
цалковых не пожалею!.. все отдам..." Сцен много; различные эти сцены часто
доходят до драк, и жалко становится за человека, да ничего тут не поделаешь,
и всякое насилие для того, чтобы остановить пьянство, будет напрасно. Почему
это так, мы увидим дальше.
За одним столом со мной сидел человек лет двадцати шести. Таких людей
мы видим постоянно и не обращаем на них никакого внимания. Первое, что
бросается в глаза, - это растрепанные волосы, бледное лицо, разбитая бровь.
Надето на нем суконное пальто, грязное, продранное в разных местах,
изобличающее его в том, что он или драться любит, или его бьют. Пальтом он
не закрывается; поэтому полы пальто лежат на полу, и видится грязная
холщовая рубаха и серые тиковые коротенькие брюки; на ногах что-то вроде
калош. Но он еще не пьян. Положивши руки на стол, левую на правую, и сжавши
не мытые с неделю кулаки, он зорко наблюдает за людьми своими серыми глазами
и, кажется, хочет вмешаться в разговоры, да сдерживается. Я заметил, как он
посмотрел на меня, когда я вошел в трактир, как выпил рюмку водки и строго
взглянул, когда я сел... Ему, как видно, хотелось заговорить со мной, но я
уклонялся от этого, а он не начинал. Вдруг он сказал мне:
- Одолжите мне, если есть, папироску! Я дал. По произношению я
затруднился заключить: рабочий ли он, или из чиновного разряда.
- Не поверите ли, как хорошо здесь.
- Почему?
- Народ хороший. Славный народ... Выпьемте.
Мы выпили по рюмке.
А в соседней комнате какой-то господин настроивал на гитаре "Во саду ли