"Алла Репина. Девушка с прошлым [D]" - читать интересную книгу автора

Слева - Смоленское кладбище, прямо - армянское, справа - немецкое. По
вечерам на улице - ни души, но постепенно Марина привыкла к этой
пустынности, и она ее больше не тревожила.
К тому же в этой квартире вовсе не было тихих ночей. Почти каждую они
устраивали довольно бурные, как говорил Паша, "бдения Александра
Македонского" и только под утро засыпали...
Все равно ей уже не надо было по утрам бежать в больницу. У нее
остались только Паша и университет. Иногда к ней заходила Катька,
потрясенная бешеной, по ее представлениям, переменой в судьбе подруги.
"Мариша, ну как же тебе повезло!.. А вот я упустила", - и Катька, цепко
оглядывая старинную мебель и безделушки, не без юмора делилась очередной
драмой из своей жизни.
- Маришка, ну откуда у тебя такая прыть взялась, кто тебя научил? -
иногда притворно и грозно удивлялся Паша ее проснувшейся чувственности.
- Дорогой, изучая античность, я почерпнула много полезного, -
передразнивала Марина интонации той противной дамы из приемной комиссии,
которая на самом деле оказалась отличной теткой, специалисткой по русскому
фольклору, со смаком цитировавшей на лекциях непотребные частушки и
приворотные заговоры.
- Сегодня ты узнала что-нибудь новенькое?
- О, да. Сегодня мы как раз проходили весенние вакханалии.
- Ты меня погубишь. Лев Борисович предупреждал: не увлекайтесь, Пал
Сергеич, барышнями...
Они редко куда выходили вместе. Паша не хотел, чтобы на Марину
смотрели как на его очередную глупенькую подругу, он оберегал ее от
шуточек своих приятелей-актеров, которые не преминули бы пройтись по
поводу его амплуа героя-любовника. Честно говоря, он боялся показывать ее
и своим былым приятельницам: щадил не Марину, а их самих. Что бы испытали
они, увидев эту цветущую особу двадцати лет?
Марина и в самом деле стала необыкновенно хороша. Куда-то исчезла ее
спортивная угловатость, она похудела, и сходство с той актрисой, вроде бы
ирландкой, именем которой он назвал ее еще при первой встрече, стало
просто удивительным. Так что теперь он только так ее и называл - моя
ирландка. Марина отвечала, что, вообще-то, она полька, которой, кстати,
как и ирландке, весьма грешно заниматься тем, что они оба так любят...
- Ах, так! А знаешь ли ты, ревностная католичка, что тебе положено
любить и плодить детей? - как-то раз отважился произнести он то, о чем уже
давно думал.
- Ты это серьезно?
- Ну, мне уже давно пора стать отцом. Пал Палыч - почему тебе не
нравится такое имя для твоего будущего сына?
- А что, если я подумаю?
- Пожалуй, на этот раз я отпущу тебе две минуты...
- Нет. Я не люблю маленьких детей. На самом деле Марина не любила
того, что называется семьей. Воспоминания о семейной жизни во Львове были
отвратительны. Да и то, что она видела еще в домах своих школьных подруг,
не вызывало ни малейшей симпатии. Семья - это всегда что-то нервное,
истеричное, тупо сосредоточенное на еде и заунывном быте. Подчинить себя,
свою жизнь кому-либо, пусть даже и Паше? Ценить постоянство она еще не
научилась...