"Мэри Рено. Божественное пламя ("Александр Македонский" #1) " - читать интересную книгу автора

собственной крови. Такой цвет вокруг них. Насмотревшись, он отвернулся. Он
родился в этой комнате, так что в картине нет ничего нового.
Главкос опять зашевелился под плащом; ну да, рад что домой вернулся...
Малыш ещё раз глянул на лицо матери, потом сбросил свой простой наряд,
потихоньку приподнял край покрывала и - по-прежнему обвитый змеей -
скользнул в постель.
Она обняла его, замурлыкала тихонько, зарылась носом и губами в его
волосы... И дышать стала глубже... А он подвинулся так, что прижался
макушкой к её подбородку, втиснулся между грудями, и прильнул к ней всем
телом, до самых кончиков пальцев на ногах. Змее стало тесно между ними, она
забеспокоилась и уползла.
Он почувствовал, что мама проснулась. А когда поднял голову - увидел её
открытые серые глаза. Она поцеловала его и спросила:
- Кто тебя впустил?
Он приготовился к этому вопросу, когда она ещё спала, а сам он лежал,
купаясь в блаженстве. Агий его не заметил, солдат за это наказывают. Полгода
назад он видел из окна, как на учебном плацу одного гвардейца убивали
другие, тоже гвардейцы. Уже столько времени прошло - он забыл, чем тот
провинился; а может быть и тогда не знал. Но очень хорошо помнил маленького
человечка вдали, привязанного к столбу; и людей, стоявших вокруг, тоже
маленьких из-за расстояния, с дротиками у плеча; и пронзительную резкую
команду, а потом одинокий вскрик; а потом - поникшую голову и густой красный
дождь, когда они окружили его, вытаскивая свои дротики.
- Я сказал, что ты меня звала.
Имён называть не надо. Он любил поболтать, как все малыши, но очень
рано научился придерживать язык.
Кожей головы он ощутил, как шевельнулась её щека: она улыбалась. Когда
она разговаривала с отцом, он почти каждый раз замечал, что она где-то лжёт;
и считал это её особым искусством, вроде змеиной музыки на костяной флейте.
- Мам, а ты поженишься со мной? Не сейчас, а когда вырасту? Когда мне
будет шесть?
Она поцеловала его шею возле затылка и провела пальцами вдоль спины.
- Когда тебе будет шесть, спросишь меня ещё раз. Четыре - это слишком
мало для помолвки.
- В месяце льва мне уже пять! И я тебя люблю!..
Она ещё раз поцеловала его, без слов.
- Мам, а правда ты меня любишь больше всех?
- Я тебя очень-очень люблю. Может быть даже съем.
- А больше всех? Ты любишь меня больше всех?
- Когда ты хорошо себя ведёшь.
- Нет!.. - Он сел на неё верхом, обхватив коленями, и стал колотить по
плечам. - Взаправду больше всех! Всех-всех! Больше, чем Клеопатру!..
- Ещё чего! - Но в голосе её было больше нежности, чем упрёка.
- Да, да! Любишь!.. Ты любишь меня больше, чем царя! - Он редко говорил
"отец", если мог без этого обойтись; и знал, что это её вовсе не сердит и не
огорчает. И сейчас ощутил её беззвучный смех.
- Может быть, - сказала она.
Ликуя, он скользнул вниз и снова прижался к ней.
- Если пообещаешь, что любишь больше всех, я тебе что-то дам...
Хорошее...