"Мэри Рено. Божественное пламя ("Александр Македонский" #1) " - читать интересную книгу автора

копье... На лестнице никого не было.
Малыш тихонько притворил за собой тяжелую дверь и потянулся закрыть
щеколду. Она и отполирована и смазана отлично, так что закрылась без
звука... Теперь можно дальше, в спальню.
Горит одна-единственная лампа; высокая подставка из блестящей бронзы
обвита позолоченным виноградом и опирается на позолоченные оленьи ноги. В
комнате тепло, и вся она полна какой-то странной жизнью. Не только люди,
нарисованные на стенах, но и занавеси из темно-синей шерсти тоже, кажется,
дышат, и огонек лампы дышит... А мужские голоса, приглушенные тяжёлой
дверью, кажутся здесь не громче шепота.
Густо пахнет душистыми маслами, ладаном и мускусом; углями смолистой
сосны из бронзовой жаровни; румянами и притираниями из афинских флаконов;
чем-то едким, что она сжигала для колдовства, её телом и волосами... Ножки
её кровати, инкрустированные слоновой и черепаховой костью, опираются на
резные львиные лапы... А сама она спит, волосы разметались по вышитой
наволочке. Никогда раньше он не видел, чтобы она так крепко спала; а она
спит так сладко - вроде и не теряла Главкоса...
Он остановился, наслаждаясь своим тайным и безграничным обладанием.
Сейчас он здесь хозяин, единственный.
Вот на туалетном столике из оливы горшочки и бутылочки; всё вычищено и
закрыто... Позолоченная нимфа держит мерцающую луну серебряного зеркала...
На табурете сложена шафрановая ночная рубашка... А из задней комнаты, где
спят её женщины, доносится тихое похрапывание.
Его взгляд скользнул к незакрепленной плите пола возле очага, под
которой живут запретные вещи. Ему часто хотелось поколдовать самому. Но
Главкос может убежать, надо отдать его маме...
Он подошёл тихо-тихо. Он сейчас невидимый страж и властелин её сна. На
груди у неё мягко колышется покрывало из куньего меха, обшитое пурпуром с
золотой каймой... На гладкой коже лба темнеют тонкие брови; веки почти
прозрачны, так что сквозь них, кажется, просвечивают дымчато-серые глаза...
Ресницы зачернены, плотно сжатые губы цвета разбавленного вина... А прямой
нос словно нашептывает что-то при дыхании, почти совсем беззвучно. Ей
двадцать один год сейчас.
Покрывало на груди чуть-чуть сдвинулось с того места, где в последнее
время почти всегда лежала головка Клеопатры. Теперь Клеопатра ушла к своей
няне-спартанке, и его царство снова принадлежит только ему.
Её густые тёмно-рыжие волосы словно струились с подушки ему навстречу и
играли сполохами, отражая мерцающий огонёк лампы. Он потянул прядь своих
волос и положил их рядом с мамиными. У него они, как золото без полировки,
тяжёлые и тусклые. Ланика по праздникам всегда ворчит, что они не держат
завивку, а у мамы упругие локоны... Спартанка говорит, что у Клеопатры будут
такие же, но сейчас там у неё вообще какой-то пух непонятный. А то бы он её
возненавидел, если бы она стала похожа на маму больше, чем он сам. Но, может
быть она ещё умрёт?.. Ведь маленькие часто умирают. А там, где тень, - там
её волосы совсем другие, очень тёмные...
Он оглядел огромную фреску на внутренней стене: разорение Трои. Её
Зевксий сделал для Архелая, люди там в натуральную величину. Где-то вдали
громоздится Деревянный Конь; ближе - греки вонзают в троянцев мечи,
бросаются на них с копьями или уносят на плечах женщин с кричащими ртами; а
на самом переднем плане старик Приам и младенец Астианакс корчатся в