"Алексей Ремизов. Мартын Задека (собрание произведений в жанре снов)" - читать интересную книгу автора

А мой спутник робко снял пиджак, потом сорочку. От неловкости тело его
запупырясь, посинело.
"Хорошо что штанов снимать не надо!" подумал я и, загодя, снял пиджак,
держу на руке.
А лисица положила моего оголенного спутника к себе на руки и пошлепала
по голой спине, как шлепают по тесту.
"Готово, сказала она, следующий".
Я уже подошел было к столу, но среди моих конвертов никак не могу найти
повестку, а без повестки не порют. И вышел я на лестницу искать по карманам.
И нашел, наконец, подхожу к двери. А в дверях лисица:
"12-ть, говорит она, загораживая вход, перерыв".
"А как же я?"
"А впрочем на порку нет перерывов, и она протянула мне руку, рука у нее
мягкая, как хвост, пожалуйте!"

О тебе - Наташа

А год идет и другой прошел и третий к концу, нет вестей из Киева.
Слышу, у того убит, у этого пропали. Жизнь моя серо-пегая - мне что ночь,
что день. В затворе живу, редко нос когда высуну на улицу, а из окна плохо
видно. Сны мои ярки и по всем дорогам нет мне заставы: на Москву ли, в Киев
или прямо на серебряную гору к Далай Ламе. Куда поведет мой поводырь - моя
белая палка - туда и иду. И однажды сон привел меня в Киев - моя тревога. И
потом все-то оказалось как во сне увидел о тебе, Наташа, твой последний час.
Разбирал я старый альбом, храню с Петербурга: а затеял я переписать
стихи. Но мне мешают. И я перехожу из комнаты в комнату, прилаживаюсь - и
ничего не выходит. Наконец, залез под стол, - "тут, думаю, свободно, никакие
чужие задние лапы мне не помешают". И опять горе: ничего не могу разобрать,
темно. И должно быть, я заснул под столом. Кругом зелень и все холмики, и
такая тишина, разве что в метро, как запрут на ночь входы, такое. Я
посмотрел вверх: прямо над головой скала и корни торчат, а выше - груды скал
и развалины. А под ногами пропасть. "Кусок мира!" говорит кто-то. И меня как
шибануло и я очутился в сторожке. Хочу за собой дверь захлопнуть, а кто-то
все руку подсовывает. И я проснулся. И не под столом, скорчившись, лежу я с
альбомом на столе. В комнате никого, мешать некому, но у меня пропало всякое
желание переписывать стихи. И я присел к окну и задумался. Я думал о
неизбежном, и что я не успею. Перед домом складывают алебастровые площадки -
разнообразные геометрические фигуры. И когда вся эта паутинная постройка
поднялась вровень с моим окном, кто-то меня окликнул. В этом оклике я смутно
что-то понял. И сейчас же, подвязав себе рыжую бороду, выхожу на улицу.
Огненный - не я - иду по улице и не иду я, а верчусь. И вертясь, погружаюсь
во что-то смутное и осязательно темное с разорванными образами чувств. И
дойдя до кишащих черным туманом прудов - месива змей, я с болью затаился. И
всем зрением своим - оно кувыркалось, пробивая пространства - я как врезался
в стену и сквозь стену - глаза мои щупальцы - смотрю. Я слышу, течет вода, -
в больницах по утру такая вода; моют пол в коридоре. За окном тихо падает
первый снег - как легко и уверенно, а мне безнадежный. Белее снега - изсиня
снежно окостенело на ее лице и я не узнаю моих губ - не заря их зорит, а
крещенская синь: последний, до горлышка глубокий, поцелуй. Я приподнял