"Алексей Ремизов. Знамя борьбы" - читать интересную книгу автора

И вижу: женщина с провалившимся носом, чёрная, караулит Зонова. Входит
Л.Б. Троцкий, подаёт телеграмму - а там одна только подпись отчётливо
по-немецки: "Albern"1.


VII

В Москве у Никольских ворот по случаю 1-го мая образ Николы завесили
красной материей с надписью: "Да здравствует интернационал!".
"И вот без всякой естественной причины в несколько минут завеса истлела
и стал виден образ: от лика исходило сияние".
- Яков Петрович Гребенщиков реквизировал дом на горе. Какая гора, я не
знаю: очень высоко, - может, Эверест! И дом так устроен, что часть комнат
- под горою и выходят окнами к морю. Мы выбрали себе комнату наверху. И
оказалось, что это кухня, только совсем незаметно - без плиты, с
особенными шкапами, в которых кушанье готовится само собой:
"Поставь, завинти, а через некоторое время вынимай и ешь сколько влезет"
- объясняет "инструктор" инж. Я.С. Шрейбер.
В кухне Яков Петрович не посоветовал нам селиться. "Берите, - сказал
он, - другую комнату: здесь будет вам очень жарко".
И мы выбрали самую крайнюю, с огромным, во всю стену, окном на море. И
вдруг шум, с шумом открылось окно. И вижу, подплывает корабль. А из
корабля трое во фраках, один на Г. Лукомского похож, а другие - под
Сувчинского: тащут какую-то: - совсем пьяная, валится! А меня не видят.
"Затянись!" - говорит Лукомский.
"А наши вещи?" - "Крепче - все".
И вижу корабли - уплывают: корабли, как птицы, а белые - как лёд.


VIII


Я пишу отзывы о пьесах и читаю. И когда читаю, почему-то всем бывает
очень весело и все смеются. Написанное откладываю для книги, которую
назову "Крашеные рыла".
- в каком-то невольном заточении нахожусь я. Только это не тюрьма. А
такая жизнь - с большими запретами: очень много, чего нельзя. Поздно ночью
я вышел из своей комнаты в общую. Это огромная зала, освещённая жёлтым
светом, а откуда свет, не видно: нет ни фонарей, ни ламп. Только свет
такой жёлтый. В зале пусто. Два китайца перед дверью, как у билетного
столика. Дверь широко раскрыта.
И я вижу: на страшной дали по горизонту тянутся золотые осенние
берёзки, и есть такие - срублены, но не убраны - висят верхушкой вниз,
золотые, листья крохотные, весенние. "Вот она, какая весна тут!" - подумал
я.
В зал вошли пятеро Вейсов. Стали в круг. И один из Вейсов, обращаясь к
другим Вейсам, сказал:
"Господа конты, мы должны приветствовать сегодняшний день: начало новой
эры!"
"Господа конты! - повторил я, - как это чудно: конты!"