"Черный обелиск (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

безразлично. Лиза продолжает стоять у окна, у нее черная челка,
подстриженная, как у пони, дерзко вздернутый нос, и она поводит грудями,
словно изваянными из первоклассного каррарского мрамора, точно
какая-нибудь тетка, помахивающая погремушками перед младенцем. Будь у нее
вместо груди два воздушных шара, она так же весело выставила бы их
напоказ. Но Лиза голая, и по-
этому она выставляет не шары, а груди, ей все равно. Просто-напросто она
радуется, что живет на свете и что все мужчины непременно должны сходить
по ней с ума. Затем она об этом забывает и набрасывается прожорливым ртом
на завтрак. А тем временем мясник Вацек устало приканчивает несколько
старых извозчичьих кляч.
Лиза появляется снова. Она налепила себе усы и в восторге от столь
блистательной выдумки. Она по-военному отдает честь, и я готов допустить,
что ее бесстыдство предназначается старику Кнопфу, фельдфебелю в отставке,
проживающему поблизости, но потом вспоминаю, что в спальне Кнопфа только
одно окно и оно выходит во двор. А Лиза достаточно хитра и понимает, что
из соседних домов ее не видно.
Вдруг, словно где-то прорвав плотину тишины, зазвонили колокола церкви
Девы Марии. Церковь стоит в конце улички, и звуки так оглушают, точно
валятся с неба прямо в комнату. В то же время я вижу, как мимо второго
окна нашей конторы, выходящего во двор, проплывает, словно фантастическая
дыня, лысая голова моего работодателя. Лиза делает неприличный жест и
захлопывает свое окно. Ежедневное искушение Святого Антония еще раз
преодолено.


***

Георгу Кролю ровно сорок лет, но его лысая голова уже блестит, точно
шар на кегельбане в саду пивной Боля. Она блестит с тех пор, как я его
знаю, а познакомился я с ним пять лет назад. Лысина эта так блестит, что,
когда мы сидели в окопах - а мы были в одном полку, - командир отдал
особый приказ, чтобы Георг, даже при полном затишье на фронте, не снимал
каски, ибо слишком силен был соблазн для самого благодушного противника
проверить с помощью выстрела, не огромный ли это биллиардный шар.
Я щелкаю каблуками и докладываю:
- Главный штаб фирмы "Кроль и сыновья"! Пункт наблюдения за действиями
врага. В районе мясника Вацека подозрительное передвижение войск.
- Ага, - отвечает Георг. - Лиза делает утреннюю зарядку. Вольно,
ефрейтор Бодмер! Почему не надеваете по утрам шоры, как у лошади в
кавалерийском оркестре, и не оберегаете таким способом свою добродетель?
Разве вы не знаете, каковы три самые большие драгоценности нашей жизни?
- Откуда же я могу знать, господин обер-прокурор, если я и самой
жизни-то не видел?
- Добродетель, юность и наивность! - безапелляционно заявляет Георг. -
Если их утратишь, то уж безвозвратно! А что на свете безнадежнее
многоопытности, старости и холодного рассудка?
- Бедность, болезнь и одиночество, - отзываюсь я и становлюсь вольно.
- Это только другие названия для опыта, старости и заблуждений ума.
Георг вынимает у меня изо рта сигару, мгновение смотрит на нее и