"Черный обелиск (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

предусмотрительно. Прослышав заблаговременно о его планах, мы полтора
месяца тому назад всадили все деньги, полученные за один из памятников
павшим воинам, в покупку этих обеденных книжечек "Валгаллы" оптом. А чтобы
наш маневр не слишком бросился в глаза Эдуарду, использовали для покупки
самых разных людей - гробовщика Вильке, кладбищенского сторожа Либермана,
нашего скульптора Курта Баха, Вилли, нескольких фронтовых товарищей,
знакомых, связанных с нашей фирмой, и даже Лизу. Все они приобрели для нас
в кассе "Валгаллы" обеденные книжечки. Когда Эдуард затем отменил
абонементы, он рассчитывал, что все они будут использованы в течение
десяти дней, ибо в каждой было только по десять талонов, а он полагал, что
ни один здравомыслящий человек не будет
покупать одновременно несколько абонементов. Однако у каждого из нас
оказалось свыше тридцати абонементных книжечек. Когда прошло две недели
после отмены абонементов и Эдуард увидел, что мы все еще расплачиваемся
талонами, он забеспокоился; через месяц у него был небольшой приступ
паники. В это время мы уже обедали за полцены; через полтора месяца - за
стоимость десятка папирос. Изо дня в день появлялись мы в "Валгалле" и
предъявляли наши талоны. Наконец Эдуард спросил, сколько же у нас еще
осталось. Мы ответили уклончиво. Он попытался наложить запрет на
абонементы, но мы привели с собой юриста, пригласив его на венский
шницель. За десертом юрист прочел Эдуарду целую лекцию о том, что такое
контракты и обязательства, и заплатил нашими талонами. В лирике Эдуарда
зазвучали мрачные нотки. Он попытался вступить с нами в соглашение - мы
соглашение отвергли. Он написал нравоучительные стихи "Коль нажил ты добро
нечестно, оно на пользу не пойдет" и послал в местную газету. Редактор
показал нам эти стихи; они были полны намеков на могильщиков народа,
упоминалось в них и о надгробиях, а также о лихоимце Кроле. Мы пригласили
нашего юриста в "Валгаллу" на свиную отбивную, он объяснил Эдуарду, что
такое публичное оскорбление и каковы его последствия, и снова расплатился
нашими талонами. А Эдуард, который был до этого чистым лириком и воспевал
цветы, начал писать стихи о ненависти. Но вот и все, что он мог сделать.
Яростная борьба продолжается. Каждый день Эдуард надеется, что наши
резервы наконец-то иссякнут; он не знает, что у нас талонов хватит больше
чем на семь месяцев.
Вилли встает. На нем новый темно-зеленый костюм из первоклассного
материала, поэтому он похож на рыжеголовую травяную лягушку. Его галстук
украшен булавкой с жемчужиной, на указательном пальце правой руки -
тяжелый перс-
тень с печаткой. Пять лет назад он был помощником нашего ротного
интенданта. Ему, как и мне, двадцать пять лет.
- Разрешите представить? - осведомляется Вилли. - Мои друзья и
фронтовые товарищи Георг Кроль и Людвиг Бодмер - фрейлейн Рене де ла Тур
из "Мулен Руж" в Париже.
Рене де ла Тур кивает нам сдержанно, но довольно приветливо. Мы не
сводим изумленных глаз с Вилли. Вилли отвечает нам таким же
многозначительным гордым взглядом.
- Садитесь, господа, - предлагает он. - Насколько я понимаю, Эдуард
хотел исключить вас из числа обедающих. А гуляш хорош, только луку можно
было бы прибавить. Садитесь, мы с удовольствием подвинемся.
Мы усаживаемся за столик. Вилли знает о нашей войне с Эдуардом и