"Три товарища (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

- Вот именно, - сказал Грау, поднимая густые клочкастые брови, и по очереди
оглядел всех нас. - Иллюзии от прошлого, а долги в счет будущего. - Потом он
опять повернулся ко мне: - Наивность, сказал я, Робби. Только завистники
называют ее глупостью. Не обижайся на них. Это не недостаток, а, напротив
достоинство.
Ленц попытался что-то сказать, но Фердинанд уже продолжал снова:
- Ты ведь знаешь, что я имею в виду: простую душу, еще не изъеденную
скепсисом и сверхинтеллигенгностью. Парцифаль был глуп. Будь он умен, он
никогда не завоевал бы кубок святого Грааля. Только глупец побеждает в жизни,
умник видит слишком много препятствий и теряет уверенность, не успев еще
ничего начать. В трудные времена наивность - это самое драгоценное сокровище,
это волшебный плащ, скрывающий те опасности, на которые умник прямо
наскакивает, как загипнотизированный. - Он сделал глоток и посмотрел на меня
огромными глазами, которые, словно куски неба, светились на его изборожденном
морщинами лице. - Никогда не старайся узнать слишком много, Робби! Чем меньше
знаешь, тем проще жить. Знание делает человека свободным, но несчастным.
Выпьем лучше за наивность, за глупость и за всё, что с нею связано, - за
любовь, за веру в будущее, за мечты о счастье; выпьем за дивную глупость, за
утраченный рай!
Он сидел, отяжелевший и громоздкий, словно внезапно погрузившись в себя, в
свое опьянение, этакий одинокий холм неисповедимой тоски. Его жизнь была
разбита, и он знал, что ее уже не наладить... Он жил в своей большой студии, и
его экономка стала его сожительницей.
Это была суровая грубоватая женщина, а Грау, напротив, несмотря на свое
могучее тело, был очень чувствителен и несдержан. Он никак не мог порвать с
ней, да теперь это, вероятно, было уже безразлично для него. Ему исполнилось
сорок два года.
Хоть я и знал, что всё это от опьянения, но мне становилось как-то не по
себе, когда я видел его таким. Он встречался с нами не часто и пил в
одиночестве в своей мастерской. А это быстро ведет к гибели.
Мгновенная улыбка промелькнула на его лице. Он сунул мне в руку бокал:
- Пей, Робби. И спасайся. Помни о том, что я тебе говорил.
- Хорошо, Фердинанд.
Ленц завел патефон. У него была коллекция негритянских песен. Он проиграл
нам некоторые из них: о Миссисипи, о собирателях хлопка, о знойных ночах и
голубых тропических реках.

VI

Патриция Хольман жила в большом желтом доме, отделенном от улицы узкой
полосой газона. Подъезд был освещен фонарем. Я остановил кадилляк. В
колеблющемся свете фонаря машина поблескивала черным лаком и походила на
могучего черного слона.
Я принарядился: кроме галстука, купил новую шляпу и перчатки, на мне было
длинное пальто Ленца - великолепное серое пальто из тонкой шотландской шерсти.
Экипированный таким образом, я хотел во что бы то ни стало рассеять
впечатление от первой встречи, когда был пьян.
Я дал сигнал. Сразу же, подобно ракете, на всех пяти этажах лестницы
вспыхнул свет. Загудел лифт. Он снижался, как светлая бадья, спускающаяся с
неба. Патриция Хольман открыла дверь и быстро сбежала по ступенькам. На ней