"Три товарища (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

прощения, детка! Не разговаривать. Посылать цветы. Без письма. Только цветы.
Они всё прикрывают. Даже могилы.
Я посмотрел на него. Он был неподвижен. В его глазах мерцали отблески
белого света, заливавшего наш двор. Мотор всё еще работал, тихо урча:
казалось, что земля под нами вздрагивает.
- Пожалуй, теперь я мог бы спокойно выпить, сказал я и откупорил бутылку.
Кестер заглушил мотор. Потом обернулся к Ленцу:
- Луна уже достаточно светит, чтобы можно было увидеть рюмку, Готтфрид.
Выключи иллюминацию. Особенно на форде. Эта штука напоминает мне косой
прожектор, напоминает войну. Невесело бывало в ночном полете, когда такие
твари вцеплялись в самолет.
Ленц кивнул:
- А мне они напоминают... да, впрочем, всё равно что! - Он поднялся и
выключил фары.
Луна уже выбралась из-за фабричных крыш. Она становилась всё ярче и, как
большой желтый фонарь, висела теперь на ветвях сливы. А ветви тихо
раскачивались, колеблемые легким ветерком.
- Диковинно! - сказал немного погодя Ленц. - Почему это устанавливают
памятники разным людям, а почему бы не поставить памятник луне или цветущему
дереву?

x x x

Я рано пришел домой. Когда я отпер дверь в коридор, послышалась музыка.
Играл патефон Эрны Бениг - секретарши. Пел тихий, чистый женский голос. Потом
заискрились приглушенные скрипки и пиччикато на банджо. И снова голос,
проникновенный, ласковый, словно задыхающийся от счастья. Я прислушался,
стараясь различить слова. Тихое пение женщины звучало необычайно трогательно
здесь, в темном коридоре, над швейной машиной фрау Бендер и сундуками
семейства Хассе...
Я поглядел на чучело кабаньей головы на стене в кухне, - слышно было, как
служанка грохочет там посудой. - "Как могла я жить без тебя?.." - пел голос
всего в двух шагах, за дверью.
Я пожал плечами и пошел в свою комнату. Рядом слышалась возбужденная
перебранка. Уже через несколько минут раздался стук и вошел Хассе.
- Не помешаю? - спросил он утомленно.
- Нисколько, - ответил я. - Хотите выпить?
- Нет, уж лучше не стоит. Я только посижу.
Он тупо глядел в пространство перед собой.
- Вам-то хорошо, - сказал он. - Вы одиноки.
- Чепуха, - возразил я. - Когда всё время торчишь вот так один, тоже
несладко - поверьте уж мне.
Он сидел съежившись в кресле. Глаза его казались остекленевшими. В них
отражался свет уличного фонаря, проникавший в полутьму комнаты. Его худые
плечи обвисли.
- Я себе по-иному представлял жизнь, - сказал он погодя.
- Все мы так... - сказал я.
Через полчаса он ушел к себе, чтобы помириться с женой. Я отдал ему
несколько газет и полбутылки ликера кюрассо, с незапамятных времен застрявшую
у меня на шкафу, - приторно сладкая дрянь, но для него-то как раз хороша, ведь