"Александр Рекемчук. Молодо-зелено" - читать интересную книгу авторапечки) - у него другие функции. Он ест картошку и наблюдает, что делается на
дороге впереди и позади угольника. Ведь по этой же самой дороге, с утра до вечера, взад и вперед, ездят автомашины. С угольником им никак не разъехаться. И вот, завидев машину, напарник бросает ложку, соскакивает на ходу с угольника и вынимает из буквы А поперечную распорку. Ноги буквы А сами собой складываются, и встречная или же попутная машина проезжает мимо. Тогда распорка опять вставляется между ног, и угольник движется дальше, выполняя производственное задание. Надо заметить, что эта работа - вынимать и вставлять распорку - весьма хлопотливая. И тоже нервная работа. Но люди, работающие на угольнике, относятся к своему делу спокойно. С шоферами не лаются. Возможно, в отделе кадров специально подбирают для этой работы спокойных людей, у которых нервы в порядке. Что же касается шоферов, то они отвека не яадят с персоналом угольника, выскакивают из кабин, машут руками, тычут в нос персоналу часы. И напрасно. Ведь это именно для них, для шоферов, для их удобства и высокого километража, ездит угольник от Курьи до Джегора и обратно и шлифует дорогу. - А ну, давай! Освободи проезд!.. Водитель самосвала с грозным видом, будто прокурор, наблюдал, как напарник тракториста вынимает распорку, как он хлопочет, как он старается сделать все побыстрее. - Раскорячился тут!.. - прикрикнул сердитый водитель. И сел к рулю. Поехали. Но через десять минут езды самосвал снова встал посреди дороги. Но на этот раз на дороге - ни спереди, ни сзади - не было видно угольника, не было видно никаких посторонних причин. И водитель уже не ругался. полез в кабину - за домкратом. Вид у него был по-прежнему сердитый, но уж не столько сердитый, сколько огорченный. - Давай помогу, - предложил Николай, вылезая следом из машины. - Иди ты, знаешь куда... - буркнул в ответ шофер. Он приладил домкрат и навалился на рукоять всем телом. Чуть вздыбился кузов. Было уже совсем темно. Все какие есть звезды уже высыпали в небо. Из-за леса взошла луна и опоясалась светящимся кругом. Тяжелел мороз. Накалялся до белого каления. Он пек лицо. И хотя стояло безветрие, стужа пронизывала насквозь, пробирала до костей. Кости становились ленивыми, неповоротливыми, кровь в жилах - густой и сонливой. Бывает мороз человеческий: его человек терпеть может, и он даже не во вред человеку, скорее он даже для человека полезен. Но это уже был нечеловеческий мороз - зверский, что ли. А водитель самосвала елозил коленями по снегу у заднего ската, голыми руками отвинчивал гайки и складывал их в строгом порядке на снег. - Давай помогу, - предложил Николай Бабушкин. - Иди ты, фнаешь фуда... - шевельнул озябшим ртом водитель. Но, очевидно, ему уже было невмоготу. Рукам его было уже невмоготу. Он принес из кабины кипу нечесаной пакли, плеснул на нее бензинчиком и зажег - прямо на снегу. Тотчас же вокруг огня потемнело, запузырилось, потекло. А водитель сунул руки в пламя, пограбастал заиндевевшими пальцами и снова ухватился за жгучий металл колеса. Свинтил еще одну гайку - и руки в пламя... |
|
|