"Александр Евсеевич Рекемчук. Товарищ Ганс (Повесть) " - читать интересную книгу авторабыть, мама варила обед на два дня,
В коридоре послышались влажные всплески, скрежет таза. Спиною мама приближалась' к двери. Добравшись до порога, она слегка распрямилась, в бараний рог скрутила тряпку, отжала мутную воду, обернулась. Ноги ее были босы, полы застиранного ситцевого халатика подоткнуты, темные пряди волос смешно и длинно свисали на лоб. Она откинула их локтем, и тогда появились глаза: тоже темные, как и волосы, но волосы тускло темны, а глаза темны ярко, и они такие большущие, эти глаза, что даже удивительно, как им хватает места на маленьком худощавом смуглом лице. Сверх того, они еще умеют отчаянно расширяться - брови вразлет, ресницы вразлет... - Санька,- сказала она, глянув мне под ноги,- я только что здесь вымыла, а ты опять... На полу, у подоконника, валялись обрезки бумаги. Это я настриг, пока делал самолет. Ну и что же, долго ли собрать? Сам и соберу. Я нагнулся и стал подбирать бумажки. А она продолжала сердито и строго, но, как обычно, не повышая голоса, не раздражаясь: - Свинство какое! Я только что вымыла пол... Знаешь, что за это полагается? Взять ремень и как следует тебя отстегать... Хорошо, что я наклонился. А то бы она заметила, как я улыбаюсь. Ведь я ее нисколько не боялся. Слишком она у меня была молодая. Мне уже шел девятый год, а ей всего лишь двадцать седьмой. Комсомолка еще. Никто не верил, что у нее сын учится в школе. И я даже как-то стеснялся называть ее "мамой", говорил "ма". А звали ее Галя. Мы с ней никогда не ссорились, тем более никогда не дрались, представить, чтобы ее кто-нибудь боялся: она была слишком молодая для этого и красивая. А улыбался я главным образом из-за того, что она помянула ремень. Никакого ремня у нас не было. Школяры в ту пору еще не носили форменной одежки с ремнем и бляхой, мы тогда ходили в чем попало. Штаны мои держались на помочах. И я был единственным мужчиной в квартире. Я рос без отца. Конечно, отец у меня был, как и у всех. Но я его сроду не видал. Когда я спрашивал у мамы про отца, она отвечала коротко: "Умер". Что поделаешь? Иной раз, не скрою, бывало завидно, когда мои приятели-пацаны появлялись во дворе либо шли куда-нибудь вместе со своими отцами. Скажем, у Васьки Булыгина отец был военным, две шпалы в петлицах, орден Красного Знамени; у Гошки Карпенко - шофером трехтонки, и он его чуть ли не каждый день катал на своем грузовике. У Яшки Овсюка отец был простым чернорабочим, но зато он играл левого инсайда в "Спартаке"- лучшей команде города. А фамилия папы Марика Уманского была даже написана на стеклянной табличке у ворот нашего дома. "Доктор З.В.Уманский, кв. 17. Прием с 8 до 8". Почему-то сам Марик не очень этим гордился, не любил разговоров о своем отце, очень смущался, когда мы спрашивали его, от каких болезней лечит людей его папа; и сами эти люди, направляясь в квартиру семнадцать, вели себя довольно странно - заслонялись воротниками, сутулили плечи,- может быть, потому, что отец Марика доктор З.В.Уманский был частником? У всех моих приятелей были отцы. Но если говорить по совести, то я и не очень сожалел о том, что в нашей семье единственный мужчина - я. Когда |
|
|