"Анри де Ренье. Героические мечтания Тито Басси" - читать интересную книгу автора

времени, о котором идет речь, я был довольно рослым толстощеким мальчиком и
выглядел очень недурно. Лицо у меня было не очень красивое, но свежее, и
черты его были правильны. Я был высокого роста, несколько небрежен в
манерах, но при случае оказался бы способен выдержать всякую работу.
Впрочем, я занимался только тем, что мне нравилось, ибо родители не
принуждали меня вовсе, и я пользовался самой неограниченной свободой. С утра
до вечера я делал все, что мне было угодно. Я был господином своих
поступков, и никому в голову не приходило дать им какое-либо определенное
направление.
Родительская опека сказывалась на мне только в двух вещах. Отец больше
всего заботился о том, чтобы обувь у меня была удобная и крепкая, а мать - о
чистоте и тонкости моего белья. Добившись своего, они мало беспокоились о
всем остальном. Поэтому на костюме моем нередко сказывались следы
нерадивости, но и отец, и мать оставались к ним вполне равнодушны. Не все ли
равно было для отца, что через рваные чулки было видно тело, зато на ногах
моих была хорошая обувь. Не все ли равно было матери, что из дырявых
штанишек вылезал кусок рубашки, зато рубашка эта была из самого тонкого и
нежного полотна.
Эти досадные мелочи моего одеяния могли бы придать мне вид большого
забияки, если бы кротость моей физиономии не опровергала подобной догадки. И
действительно, только по внешности меня можно было счесть забиякой. Могло бы
выйти, конечно, иначе, ибо, как было сказано выше, я рос на свободе, почти
без всякого призора. Дни мои принадлежали одному мне, и я пользовался ими по
собственному усмотрению. Проведя положенные часы у "маэстро", учившего меня
читать, писать и считать, я мог располагать остальным временем как мне
заблагорассудится. Я имел полную возможность присоединиться к бандам
маленьких сорванцов, носившихся по Вичен-це, но у меня не было никакого
желания вести себя дурно, вкусы у меня были иные, и нельзя было считать
заслугой то, что я не принимал участия в шумных играх этого крикливого,
слоняющегося сборища.
Итак, я не водил знакомства с мальчишками Виченцы, наполнявшими все
улицы своей шумной возней. Я уклонялся от всякого рода экспедиций и не
вмешивался в их проказы. Никто никогда не видел, чтобы с камнем в руке
гнался я за собаками или кошками, бросал грязью и булыжниками в кареты,
дергал звонки или изо всей силы брякал дверными колотушками, пачкал воду
прачкам, стиравшим белье в Ретроне или в Бак-кильоне, перелезал через забор
сада, воровал фрукты или выкидывал в городе или пригороде какие-либо штуки.
Одним словом, я не имел никаких зловредных качеств, которые обычны в детском
возрасте и отравляют для нас воспоминания детства.
Если я остановился на этих вещах, то, конечно, не из чувства тщеславия.
Я знаю, что впадать в тон самовосхваления не годится, но я сознаю свою
обязанность перед читателем сделать правдивым портрет, который пишу с самого
себя. К тому же я не приписываю собственным заслугам те крупицы достоинств,
которые могу в себе отметить. Совсем не мне следовало бы воздать честь за
все лучшее, что во мне было. За кроткий нрав, отличавший первые годы моей
жизни, я должен быть признателен благородной Виченце, которая была моей
родиной и настоящей воспитательницей моей юности.

Город наш нельзя назвать ни самым древним, ни самым известным или самым
большим и красивым в Италии - среди случайностей бродячей жизни мне пришлось