"Анри де Ренье. Героические мечтания Тито Басси" - читать интересную книгу автора

еды, его приходилось насильно отрывать от кож и колодок. Едва поднявшись
из-за стола, он снова принимался кроить, шить и заколачивать гвозди, работал
шилом и молотком, ни на минуту не позволяя себе оторваться от дела. С
покупателями он никогда не вступал в разговоры и отвечал всегда очень
кратко. Речи их не возбуждали в нем ни малейшего любопытства, и он оставался
вполне равнодушен к тому, что обыкновенно интересует городских жителей,
почему и являлся он самым большим домоседом на свете. Церемонии, процессии,
народные гулянья, общественные празднества никогда не подбивали его выйти из
дому, и ничто, кроме воскресной службы, не могло заставить его покинуть свою
лавку.
Лавка эта, в которой прошло лучшее время его жизни, находилась на улице
Поццо Россо, против дворца Вилларчьеро. Соседство это могло бы развлечь
внимание иного, не столь трудолюбивого, человека, как мой отец, потому что
во дворец Вилларчьеро постоянно проходили люди разных званий, но отец мой
оставался вполне равнодушным к этому зрелищу и не поднимал головы от работы.
Мать моя иногда осторожно хвалила его за это и уверяла, что не всегда он вел
себя так и что прежде у отца слух был гораздо тоньше, чем теперь. Она со
смехом рассказывала, как в то время ей нельзя было ногой ступить на улицу
без того, чтобы стук ее каблуков по плитам не заставил небезызвестного
Оттавио насторожить уши. Стоило ему заслышать шарканье ее тонкой подметки,
как сейчас же кровь бросалась ему в лицо, молоток переставал стучать по
коже, и когда она проходила мимо лавки, то видела, как два глаза впивались в
нее таким горячим взглядом, что трудно было его не заметить. Такой прием
показался ей забавным, и она не пропускала случая делать так, чтобы он
повторялся довольно часто. Доказательством этого явилось то, что упомянутый
Оттавио Басси однажды не выдержал, снял свой фартук, перебрался через улицу
и прошел прямо во дворец Вилларчьеро просить руки некоей Клелии Герамбини,
камеристки графини. Вначале графиня громко раскричалась, услыхав, что
любимая камеристка хочет ее покинуть и выйти замуж за какого-то дрянного
сапожника, который со всей своей любовью недостоин был все же развязать
шнурки у башмаков такой миленькой особы!
Вот каким образом отец мой и мать поженились. При этом не было в них
обоих ничего такого, что могло бы предсказать подобное согласие, и то, что
согласие это окажется длительным, и то, что я появлюсь на свет божий.
Насколько отец мой был прилежен, молчалив и элементарен, настолько мать
подвижна, разговорчива и большая мечтательница. К тому же она была красивой
и хрупкой, но хрупкость эта не мешала ей быть по-своему энергичной. Она была
мастерицей шить и вышивать и немедленно к ремеслу моего отца присоединила
небольшую белошвейную мастерскую. Благодаря протекции графини Вилларчьеро, в
заказчицах у нее не было недостатка. Такого рода работа нравилась матери, и
она занималась ею и не особенно уставала. Большая часть работы исполнялась у
нее на глазах, и она ограничивалась тем, что работала сама особенно трудные
вещи, все же остальное поручалось работницам, которыми матушка командовала
весьма искусно. Главное ее занятие состояло в том, чтобы получать заказы и
относить на дом работу. Хлопоты эти давали ей случай бегать из дворца во
дворец и делать приятные визиты самым красивым дамам Виченцы, у которых она,
благодаря графине Вилларчьеро, была в моде. Повсюду мою мать принимали очень
благосклонно. Ее запросто вовлекали в общие разговоры, и она приносила с
собой после таких посещений множество всевозможных новостей. Она любила
читать, и поэтому ей давали на дом газеты, брошюры и даже книги, которые она