"Анри де Ренье. Грешница " - читать интересную книгу автора

инстинкт, побуждающий требовать у тела наслаждений, которое оно может дать?
Все это грешники, своею распущенностью и своими пороками, но сама она разве
не грешница тоже, раз чувствует, как живет в ее жилах и в ее крови, как
таится за поворотами ее мыслей, как подстерегает в ее теле все тот же
недремлющий грех, чей лик явился ей в образе этого нагого и стройного
Пастуха, который с высоты подножия насмешливо глядел на нее, когда она в
руках мсье де Сегирана преступно грезила о других объятиях?..
Беспокойные и мрачные размышления, которым она предавалась и к которым
возвращалась беспрестанно, привели мадам де Сегиран в состояние странной
меланхолии. Вскоре ее прелестный румянец поблек, и полнота ее форм опала.
Эта перемена не преминула встревожить мсье де Сегирана, особенно когда он
увидел, что его жена отказывается следовать режиму, предписанному ей мсье
Дагрене и давшему такие прекрасные результаты. Но ни настояния, ни просьбы
не могли побороть отвращения, которое мадам де Сегиран проявляла к пище,
даже самой нежной и самой легкой, и которое мсье де Сегиран рад был бы
приписать тому, что преисполнило бы его радости. Но от этой надежды ему
пришлось отказаться: мадам де Сегиран чахла сама по себе, без того, чтобы
какая-либо видимая причина могла объяснить происходившую в ней перемену, в
которой она каждый день убеждалась перед своим зеркалом. Каждый день она
подолгу созерцала в нем не только свое лицо, но и все свое тело. Она изучала
его вид не для того, чтобы любоваться его красотой, а для того, чтобы
проникнуться к нему омерзением и возбудить в себе презрение к нему. Она
старалась видеть в нем лишь сосуд нечистоты и орудие похоти и ненавидела его
всеми силами своей добродетели.
В обуревавшем ее душевном смятении, с которым она не могла уже
совладать, ее посещали странные мысли, как, например, о том, что она во
власти какого-то чародейства или колдовства. Иногда ей казалось, что она
поддалась игре воображения и стала жертвой жалкого самообмана. Разве
существует в действительности такая разница между одними объятиями и
другими, разве есть такие, которые доставляют столь особенные наслаждения,
что ради них стоило бы поступиться спасением души? Разве любовное действо не
всегда одно и то же, и что можно от него ждать, кроме того, из чего оно
состоит, то есть услады, одинаковой для всех, кто его совершает?
Как ни была взволнована мадам де Сегиран, она все же не утратила
способности рассуждать, и ее рассуждения приводили ее иной раз к выводам,
которые, если она на них и не задерживалась, тем не менее занимали ее
некоторое время. Не являлось ли наилучшим средством рассеять этот мучивший
ее самообман - сравнить его с действительностью? Разве надежда вновь обрести
телесный мир не стоила того, чтобы позволить плоти испытать то, чего она
желает? Как знать, не таит ли грех собственную смерть в своем свершении,
подобно тому как нарыв разрешается от гноя, если разрушить его оболочку? Не
есть ли всякое искушение не более чем туман, чьи призраки не могут
противостоять устремленному на них взгляду, и что от них остается, если их
увидеть в их облачной тщете?
Но на этом пути мадам де Сегиран сразу останавливали ее искреннее
благочестие и искренний страх божий, а если бы она их и превозмогла, она все
равно не могла бы признать себя вправе, ради личной выгоду вовлечь во грех
того, кого она избрала бы орудием, которым положила бы конец своим терзаниям
и уяснила бы себе их сущность. Делясь своим грехом, она бы его удвоила, ибо,
если она и могла бы покаяться в своей вине и искупить ее, у нее не могло