"Анри де Ренье. Грешница " - читать интересную книгу автора

опутывает, и редко случается, чтобы он, в конце концов, не проник в нас с
тем большей легкостью, что бывают темные умы, в которых он пребывает в
первородном состоянии и еще до того мгновения, когда он обнаруживает свое
присутствие. Но что его потаенные или внезапные попытки не толкают нас сразу
же на резкий отпор ему, вот что странно и вот что должно служить нам
предостережением против самих себя! Как раз так обстояло дело с мадам де
Сегиран, и она готова была видеть в этом действие какого-либо непостижимого
колдовства или опасного чародейства.
Однако, прежде чем уверовать в это, мадам де Сегиран упорно
доискивалась в самой себе причин той легкости, с какой она отнеслась к
соблазнительному образу, неожиданно обнаружившему перед ней склонность,
которой она в себе не подозревала. Не приходилось ли ей усматривать как бы
предугадание этой склонности в ее всегдашнем пристрастии к занятиям
религией, как если бы ей хотелось заранее прибегнуть к оплоту, который они
воздвигают в нас, научая нас нашим обязанностям? Не для того ли, чтобы лучше
оградить себя от увлечений тела и крови, приняла она веру, чьи
многочисленные обряды оставляют нашим плотским стремлениям возможно меньше
свободы? И не эти ли основания побудили ее согласиться на брак, где любовь
была ни при чем и где она искала лишь безопасности, каковая, по ее мнению,
должна была в нем быть полной? Беря в мужья мсье де Сегирана и зная точно,
чего он от нее ждет, не желала ли она свести дело плоти к тому, чем оно
должно быть, дабы согласоваться с велениями природы? Выйдя замуж, не жила ли
она в скромном уединении, избегая появляться в легкомысленном обществе и в
вольных компаниях и подчиняясь единственно желаниям мсье Де Сегирана? Но что
было пользы от всех этих предосторожностей? Несмотря на все, грех
приближался ныне, правда, еще потаенный и лицемерный, но словно чтобы
показать, что он не откажется от того, чтобы овладеть ею как властелин,
когда настанет час!
Хотя в глубине души мадам де Сегиран и чувствовала, что сама она ничем
не способствовала той тревоге, которую она переживала, она все же делала
себе упреки, в частности за то, что уступила настояниям мсье де Сегирана в
вопросе питания. Хотя ее поведение в этом отношении и могло быть оправдано
соображениями здоровья, но тем не менее она допустила здесь известную
неосмотрительность. Разве эти слишком тонкие мясные блюда, эти слишком
острые пряности, которыми она начала питаться, сначала осторожно, а затем
жадно и неумеренно, не содействовали увеличению живости ее крови и росту ее
телесных сил? И потом, зачем она иной раз преклоняла слух к любовной молве,
долетавшей из ближнего города? Зачем она внимала рассказам мсье де Сегирана
о легкомысленных интригах и амурных подвигах, которыми старая мадам де
Сегиран тешила свое любопытство и которые она во всех подробностях излагала
своему сыну, когда тот ее навещал? Зачем она забавлялась, порою,
похождениями какой-нибудь мадам де Листома или какой-нибудь мадам де
Брегансон, распутством какой-нибудь мадам де Галлеран-Варад, зачем смеялась
тяжеловесным шуткам маркиза де Турва и улыбалась остротам мсье де Ла Пэжоди,
который к грехам телесным присоединял грехи ума и приправлял свой разврат
безбожием; подобно тому как кавалер де Моморон, чьи скандальные истории
доходили и до ее ушей, пренебрегал божескими законами и оскорблял
естественный порядок с этим молодым Паламедом д'Эскандо... Да, конечно, все
это грешники, приверженные к худшим излишествам, но какое она имеет право
быть к ним суровой? Разве сама она не обнаружила вдруг в себе тот же