"Анри де Ренье. Грешница " - читать интересную книгу автора

Геркулеса. Мсье де Ганневаль обладал телом, близким к исполинскому, а объем
его легких объяснял громозвучность его голоса. Когда мсье де Ганневаль
откликался, ударяя кулаком по столу, стекла в окнах звенели. Его мощный
хохот гремел, как буря, а вызвать его было нетрудно, ибо мсье де Ганневаль
смеялся всему, причем нередко, и не меньше своим собственным словам. Он
бывал ими так доволен, что было бы жестоко не быть довольным тоже. Мсье
Дэфорж иногда говорил, что мсье де Ганневаль так глуп и так добр, что ему
трудно будет попасть в ад, но что ему в этом помогут. Эти слова всякий раз
возбуждали в бароне де Ганневале неугасимую веселость, а мсье Рениар де
Фаржу при этом шептал ему на ухо невозможные вещи.
Мсье Дэфорж, мсье Рениар де Фаржу и барон де Ганневаль, должно быть,
по-прежнему заседали все в том же кабачке "Большой кружки", ибо они были
люди привычки, а их привычка была там собираться. Мсье де Ла Пэжоди заранее
радовался, представляя себе, как его встретят, когда он неожиданно появится
на пороге, а также предстоящему знакомству с новыми участниками, надо было
полагать, примкнувшими к обществу. Он уже видел себя состязающимся с ними,
при одобрительной полуулыбке мсье Дэфоржа и под оглушительный смех барона де
Ганневаля. Если только, конечно, его пребывание в Эксе не иссушило его
задора и он не превратился в провинциального атеиста. Задор этот, впрочем,
не нашел там особенного отклика, и, хотя мсье де Ла Пэжоди и был там очень в
моде, начала безверия, которые он возвещал, не проложили себе пути. Иной раз
ему даже случалось улавливать у того или у другого как бы выражение
неодобрения, но Экс не Авиньон, и разве покровительство маркиза де Турва и
Сегиранов не обеспечивало ему свободы говорить открыто, тем более что
довольно было арии его флейты, чтобы рассеять впечатление от речей?
Размышляя так и глядя в окно кареты на места, по которым они проезжали,
мсье де Ла Пэжоди нащупывал в футляре свой верный инструмент, ибо он
захватил с собой свою неразлучную флейту. Иной раз, когда доезжали до
какого-нибудь красивого места, он велел остановиться. Затем он проворно
выскакивал из кареты с флейтой в руке и принимался играть, дабы, как он
говорил, поблагодарить природу за ее красоты, привязывающие нас к ней и
делающие наш дольний мир столь приятным местопребыванием, что с нашей
стороны было бы неблагодарностью не пользоваться всеми теми наслаждениями,
которые он нам предлагает. И мсье де Ла Пэжоди, надувая щеки и шевеля
суставами, наигрывал какой-нибудь тихий напев, нежный или печальный, смотря
по тому, сияло ли в осеннем небе солнце или по нему проносились тучи, являл
ли кругозор миловидное или же величавое зрелище. Иной раз также, дожидаясь
ночлега в харчевнях, он развлекал себя какой-нибудь мелодией. Однажды он
даже пустил в пляс работников и служанок, из которых наиболее сговорчивая
послужила в этот вечер Эвридикой новому Орфею.
Эта невзыскательная прихоть погрузила мсье де Сегирана в ночные
размышления, довольно долго не дававшие ему уснуть. В то время как за стеной
его спутник предавался забавам с первой встречной, мсье де Сегиран думал о
том, что одиночеству его постели скоро наступит конец и что рядом с его
телом на ней протянется снисходительное и законное тело, соглашаясь на
удовольствие, которое он сможет вкушать честно и ежедневно, а не когда
придется и случайно, как мсье де Ла Пэжоди. При этой мысли мсье дё Сегиран
невольно испытывал известное удовлетворение. Таким образом, его ждало
освобождение от плотских тревог, смущавших его с тех пор, как он овдовел, и
он радовался принятому им с посмертного одобрения его дорогой покойницы,