"Анри Де Ренье. Сказки для самого себя " - читать интересную книгу автора

Первые из них дули в причудливые изогнутые рога. Их щеки надувались и
благодаря их дородности и ч лица делались красными; другие, проворные и
тощие, равномерно ударяли в медные цимбалы; остальные играли на более нежных
инструментах, выступая маленькими шагами, с внимательным видом и опущенными
глазами. Эти последние шли впереди пустых носилок, которые несли на плечах
мулаты и за которыми ехал на лошади сеньор этих мест, в кафтане белого
шелка, вышитого овальными жемчужинами, вдоль которого ниспадала его
серебряная борода. Позади него толпа копьеносцев и стрелков из аркебуза, и в
хвосте службы, - погреб, кухня и конюшня, - довершали шествие.
Маленькая хижина, перед которой остановилась вся эта пышная процессия,
спала с закрытыми дверями. Слышно было, как тихо блеяли овцы в загоне, и
птицы вернулись, чтобы сесть на вязы и на крышу, откуда они улетели,
испуганные этим приближением, и затем успокоенные безмолвием кавалькады,
которая неподвижно держалась на близком расстоянии; легкий ветерок завивал
перья на шлемах, отворачивал кружево воротников и трепал лошадиные гривы,
но, несмотря на это молчание, по рядам пробежал шепот о том, что та, которая
здесь жила, была пастушкой и звалась Гелиадой.
Сеньор спустился с лошади, преклонил колени перед дверью и ударил в нее
три раза. Дверь открылась, и на пороге показалась невеста. Она была совсем
нагая и улыбалась. Ее длинные волосы были похожи на золотой цвет дикого
терна; на копчиках ее молодых грудей розовел цветок, как на побегах вереска.
Все ее прелестное тело было просто, и невинность всего ее существа, также
как и ее улыбка, казалось, не знали об ее красоте. Видя ее, такую прекрасную
лицом, люди, которые смотрели на нее, не замечали наготы ее тела.
Те, которые отметили ее, не удивились ей, и самое большее, если два
лакея перешепнулись о ней между собой. Так в невинной хитрости, которая
внушила ей, будучи бедной, быть нагой она выступала, строгая и наперед
торжествующая над западнею своей судьбы.
Весь город был в волнении по случаю церемонии, назначенной на этот
день. Любопытство увеличивалось от того, что если и знали сурового сеньора
по непреклонности, с какой он взыскивал всякие пошлины и тяжелые оброки, то
никто не знал той, которая должна была вместе с ним войти во врата церкви,
как его подруга.
Епископ получил только предупреждение убрать алтарь для этой цели и
приготовить самую прекрасную службу; поэтому, когда колокола своим звоном
возвестили о входе процессии в стены, он, не противореча верховному
приказанию владыки замка, стоял на паперти в митре и с посохом, в большом
великолепии, с певчими и всем своим клиром. Народ, уставший ждать и смотреть
на огни, зажженные в глубине клироса, считать гирлянды, протянутые от одного
столба к другому, и пересчитывать епископскую свиту, испустил крик радости,
когда завидел в конце главной улицы, над движущимися головами, высокие копья
всадников, которые ехали сквозь толпу, раздвигая ее в шеренги и тесня ее к
площади, уже запруженной ею, потому что добрые люди любят пышность, и это
зрелище, воинственное и брачное, вызвало их стечение и пробудило их
любопытство. Поэтому они толпились около конвоя, окружавшего таинственные
носилки, откуда вышла странная невеста. Сначала все были изумлены и подумали
о какой то кощунственной выдумке дерзкого суверена, но так как они были по
большей части наивны душой и много раз видели нарисованными на стеклах и
высеченными на папертях фигуры, похожие на эту, Эву, Агнесу и дев-мучениц,
нежных как и она телом и так же украшенных кроткими глазами и длинными