"Джин Рис. Антуанетта " - читать интересную книгу автора

Дом мистера Латрелла стоял пустой, и ветер хлопал ставнями. Чернокожие
поговаривали, что в нем поселилась нечистая сила, и ни за что не соглашались
и близко к нему подходить. Так и жили в Кулибри в одиночестве.
Я быстро привыкла к такой жизни, но мама по-прежнему лелеяла надежды.
Возможно, они загорались в ней всякий раз, когда она проходила мимо зеркала.
По утрам она по-прежнему совершала верховую прогулку. Ее совершенно не
заботило, что скажут черные. Они же собирались в кучки и глазели на нее,
отпуская насмешливые реплики, особенно насчет ее поистрепанного костюма для
верховой езды. Чернокожие отлично замечают, кто как одет, и знают, у кого
водятся деньги, а у кого нет.
Однажды утром я увидела, что наша лошадь лежит под деревом. Я подбежала
к ней посмотреть, что случилось. Она была мертва, и ее глазницы почернели от
мух. Я убежала, вознамерившись никому не говорить об увиденном. Я думала,
что если никому ничего не сказать, то все станет, как прежде. Но вскоре на
лошадь натолкнулся старик Годфри. Он сказал, что ее отравили.
- Теперь мы совсем одни, - откликнулась на это мама. - Что же с нами
будет?
- Я не мог следить за ней день и ночь, - проворчал Годфри. - Я слишком
старый. Против времени не попрешь. Не надо за него хвататься, все равно не
удержишь. Для Создателя все одинаковы - и белые, и черные. Все для него
равны. Живите себе тихо и мирно и уповайте на него. Праведных он не оставит.
Но маме не хотелось лишь уповать на милость Господню. Она была молода,
полна сил и надеялась вернуть то, что исчезло так внезапно.
- Ты слеп, когда не хочешь видеть, - сердито сказала она Годфри. - Ты
глух, когда не хочешь слышать. Старый лицемер.
"Он прекрасно знал, что они задумали отравить лошадь", - говорила она о
Годфри. "Миром правит Сатана, - говорил Годфри, - но для простых смертных
все в этом мире мимолетно".
Мама уговорила городского доктора приехать посмотреть моего младшего
брата Пьера. Пьер еле ходил, а говорил так, что его нельзя было понять. Не
знаю, что сказал доктор маме и что сказала ему она, но больше он не
приезжал. После этого мама сильно изменилась. Она осунулась и сделалась
молчаливой, а вскоре перестала выходить из дома.
Наш сад был большой и красивый, словно тот самый Эдем, где росло древо
жизни. Но он пришел в упадок, дорожки заросли, и запах мертвых цветов
смешивался с ароматом цветов живых. Под гигантскими папоротниками воздух
казался зеленым. Орхидеи были такими высокими, что я не могла дотянуться до
цветов. Наверное, их и не полагалось трогать. Одна была похожа на змею,
другая на осьминога. Длинные коричневые щупальца без листьев свешивались с
извилистого стебля. Два раза в год орхидеи зацветали. Осьминог исчезал, а на
его месте появлялась шапка белых, фиолетовых, сиреневых цветов, источавших
крепкий, сладкий аромат. Я никогда не подходила к ней близко.
Как и наш сад, сама усадьба тоже приходила в упадок. Рабовладение
отменили, и чернокожие не понимали, зачем им теперь гнуть спину. Но меня это
не огорчало. Я помнила те времена, когда усадьба процветала.
Мама обычно гуляла по glacis, замощенной и крытой террасе, тянувшейся
вдоль всего дома. В конце терраса поднималась к зарослям бамбука. Стоя там,
мама хорошо видела море. Впрочем, и ее мог видеть любой, кто проходил мимо.
Иногда прохожие смотрели молча, иногда смеялись. Отзвуки смеха уже давно
затихали, а мама по-прежнему стояла, закрыв глаза и сжав кулаки. Меж черных