"Роберт Рид. Куколка" - читать интересную книгу автора

неразрешимыми виртуальными задачками Эджи.
Предпосылка ситуаций была одинаковой: больные ксенофобией внеземные
существа уничтожают "Паутину". Все ее старания до них достучаться не давали
результата... Это, однако, утратило теперь всякий смысл. Смысл имело одно -
отвратительное настроение самой Сарри.
Наставник почти не обращался к Голосу после пробуждения. Но она даже не
поинтересовалась причиной. За несколько часов до посадки Эджи явился к ней в
каюту в облике старика и спросил, не желает ли она прогуляться в его
обществе.
Они направились в астрономическую лабораторию, пустую, несмотря на
предстоящую важную работу. Сарри не исключала, что специалисты покинули свои
рабочие места по приказу. На главном экране было высвечено изображение
безымянной планеты: бледный шар, холодный и безликий. Сарри не могла на нем
сосредоточиться. Ей пришлось изображать интерес.
- Мы узнали что-нибудь новенькое? - осведомилась она.
- Узнали, и немало, - ответил старый Наставник. - Но по большей части
это - малозначительные сведения.
Стоящие открытия ждали человека. Она знала, что это запрограммировано.
Сильная искусственная рука больно сжала ее плечо.
Сарри не желала говорить о любовниках в соседней каюте. Вместо этого
она сообщила тоном, каким делаются вынужденные признания:
- Я хочу прожить великую жизнь.
- Ты ее проживешь, - без колебаний обещал ей спутник.
- Хочу, чтобы ты и другие Наставники говорили обо мне миллионы лет.
Хватка ослабла. Она не услышала: "Так и будет", даже "Возможно, так
будет". Ведь такой возможности не существовало. Простая представительница
органической жизни не заслуживала подобной славы.
Не глядя на Эджи, она буркнула:
- Спасибо.
- За что, хотелось бы мне знать?
- За помощь. За терпение. - Она помолчала, стараясь побороть
подступающие слезы. - За то, что сделал из меня самый лучший Голос, каким я
только могла стать.
- Никем другим ты и не могла стать, - заверил он ее.
У фукианов было в ходу оскорбление: "Не-лезь-на-чужую-горку". Она
размышляла о его смысле, пока Эджи не спросил сочувственно:
- О чем ты думаешь, дитя мое?
Она посмотрела в его искусственное лицо, хрустальные глаза, черные и
еще более чуждые, чем у любого внеземного создания на "Паутине", и
призналась:
- Ты мне ближе, чем любой представитель моего собственного вида.
Наставник встретил ее слова негромким смехом, потом больно стиснул
плечо и молвил:
- Именно так и должно быть. Так всегда и бывает.

4

Звездолет опустился на гладкое ледяное поле, твердое, как гранит,
ровное, как сон, и отпугивающе-холодное. Традиция и логика требовали, чтобы
первым на поверхность вышел не самый ценный член экипажа. Эджи предоставил