"Антонио Алвес Редол. Яма слепых" - читать интересную книгу автора

второй половины XIX века; возрожденцы выступали за сохранение
феодально-абсолютистского строя, но считали необходимым идти на уступки
крупной буржуазии.

- уже приготовился выпустить на волю речь, притаившуюся, как это могло
показаться, в цилиндре, поскольку он с таким вниманием оглядывал его со всех
сторон и вертел в руках. Приняв страдальческий вид, он взглянул на тестя
умершего, но, увидев на лице хозяина Алдебарана досаду, понял все. В руках
Релваса были голоса почти пятисот избирателей. И Баррадос тут же подрезал
крылья собиравшейся было вылететь птичке, сказав только:
- Умер человек. Рухнул в трагический момент один из самых крепких
пилястров великолепного здания, именуемого родиной. Вдохновимся же примером
нашего умершего друга, возложим наши надежды на его родственников, которые с
честью продолжат наше общее дело, и постараемся быть на высоте положения,
как завещали нам наши прадеды, которые всегда надеялись, что мы послужим
миру, показав ему, в чем наше предназначение. Миссия, которую мы должны...
Дальше Диого Релвас его не слушал. Он разговаривал со старшим сыном,
называл ему имена землевладельцев, с которыми хотел бы переговорить. И
сегодня же, сразу после похорон. Это дело неотложное.
Наконец раскатистый голос выступавшего смолк, и гроб с прахом Руя
Портело Араужо был водворен на отведенное ему Диого Релвасом место. Взяв
ключ от склепа, где покоилась дальняя родня, Диого Релвас поблагодарил брата
усопшего, служащего королевской почты, и в одиночестве отправился в верхнюю
часть кладбища, где лежали его близкие и слуги. Около могил отца и деда он
преклонил колено, два раза прочел "Отче наш" и, когда кинул глаз на заливные
луга, где виднелись темные пятна сбившегося в кучки скота с фамильным тавром
Релвасов, улыбнулся. Все это он проделал просто и торжественно, заведомо
зная, что сопровождавшие следят за ним. Возможно, именно потому чьи-то
судорожные рыдания ему показались нелепыми. Нелепыми и неуместными. Он ведь
жив и будет еще жить долго, в чем уповает на бога.
Он попросил у бухгалтера, державшего большой букет, цветы и разбросал
их по могилам слуг. Потом постоял около каждой, словно вспоминал того, кто
там лежал.
Но нет, вспоминал он только зятя, вспоминал, как тот сидел перед ним,
сжав руки, собираясь рассказать ему новости. Зятю был нужен совет. Что он
должен делать? Народный банк сливался с Португальским. Министерство пало.
Железнодорожная компания опять на грани катастрофы. Может он, Диого Релвас,
даст ему письмо или записку или что-нибудь для одного из директоров
Португальского банка?!
И почти в тот же момент с дороги донесся стук копыт и вскоре замер у
ворот имения, а чуть позже последняя, до нелепости ужасная, лиссабонская
новость стала известна землевладельцу:
- Хозяин, началась осада Страхового общества. Полиция уже не в силах
сдержать напор всех желающих получить свои деньги.
- Спасибо, Жоакин, - тихо ответил Диого Релвас, повернувшись в своем
кресле.
Когда же он посмотрел на зятя, но увидел, что зять \ежит на софе,
положив руку, сведенную судорогой, там, где у него болело, где было сердце.
Смерть наступила мгновенно. Он был слабым.
Возможно, именно это воспоминание тут же побудило хозяина Алдебарана