"Феликс Разумовский. Поганое семя ("Умытые кровью" #1)" - читать интересную книгу автора

прапорщика, - газами потравили.
Покойник лежал на спине с открытыми глазами, и в лунном свете было
видно, что выкаченные глаза эти изъедены, превращены в липкую грязь.
- Парнишка совсем, даром что офицер. - Акимов хотел было
перекреститься, но передумал и, отвернувшись, пошагал дальше. Под его
подошвами грустно шуршала опавшая хвоя.
Лес кончился внезапно. Из-за деревьев показались полуразрушенные хаты,
дымилась в развалинах церковь, а на выходе из деревни стали попадаться
легкораненые. Вначале поодиночке, затем группами по нескольку человек, после
моста через мелкую речушку они брели уже толпами. Не в силах обогнать их,
тащились четырехколки с тяжелоранеными, впряженные в них клячи были
невиданно худы. Щелкали кнуты, сдирая шкуру с заострившихся хребтин, страшно
розовели обнажившиеся кости, и лошади, понуря морды, едва везли умирающих
людей.
- Какой части, станичник? - Поручик тронул за рукав раненного в ногу
казака, но тот, не ответив, сплюнул и проковылял мимо. В мертвенном лунном
свете его лицо было меловым, как у покойника.
Наконец проселок вывел на мощеную дорогу, и Граевский с Акимовым
окунулись в суету наступления. Со стуком осей об оси, лошадиным храпом, со
скрипом немазанных колес двигались возы, четырехколки, телеги. Дико орали
ездовые, ругались господа офицеры, бешено матерились невыспавшиеся солдаты.
Время от времени кто-нибудь из них выбегал из походных порядков и,
устроившись прямо на поле, шумно справлял нужду - желудок сильнее
дисциплины. Крик, вонь, неразбериха. Тащились до рассвета. Акимов украл с
подводы краюху хлеба - съели на ходу, всухомятку. Утром, когда встало
солнце, Граевский увидел, как с проселка выворачивает повозка с ранеными.
Мир этот в самом деле тесен - на телеге восседал его батальонный, капитан
Збруев.
- Павел Семенович! - Поручик, забыв про усталость, бросился к
повозке. - Что, зацепило?
- Граевский? Ты живой? Ну, здорово. - Капитан ткнул ездового в
спину: - Стой! - и, соскочив на землю, протянул поручику руку. - А я, брат,
ногу подвернул, старая рана открылась. Может, помнишь, под Ржавенцами
задело.
Он конфузился, в глаза не смотрел, и Граевский понял, что батальонный
уже отвоевался.
- А полк где? - Поручик вдруг поймал себя на мысли, что не осуждает
капитана - не судите, и не судимы будете. В конце концов, за кого кровь-то
проливать? За царя-батюшку, что ли? В четырнадцатом году на параде в ставке
Граевский имел честь лицезреть императора близко - рыжеватого, сонного,
неинтересного человека. Жена его, говорят, живет с Распутиным, у которого
член размером с конский, а он, самодержец российский, только пьет втихомолку
горькую и делает фотографические карточки. Помазанник Божий!
- Понятия не имею, сам видишь, как немец драпает. - Збруев показал
рукой вдаль и облегченно вздохнул. - А штаб полка верстах в двух отсюда, в
выселке. Отстали стратеги, тяжелы на подъем. Ну, брат, счастливо, может, еще
свидимся. - Он пожал Граевскому руку и, взобравшись на телегу, ткнул
ездового: - Трогай.
Его глаза светились счастьем.
- Ну что, Акимов, давай и мы с тобой прощаться. - Поручик, сам не зная