"Феликс Разумовский. Зона бессмертного режима" - читать интересную книгу автора

эксперименте на благо великой Германии, на благо ее подводников и летчиков.
Вам предстоит сейчас согреть своими телами, своим животным теплом замерзшего
испытателя, русского пловца. Можете представить себе, что это герой
Люфтваффе, приводнившийся где-нибудь в Ледовитом океане, и нужно очень,
очень постараться, чтобы поскорее вернуть его в боевой строй. Герта, прошу
вас, переведите.
- Яволь, герр штурмбаннфюрер. - Герта взялась за перевод, эсэсовец
кое-что поправил в штанах, крик со стороны бассейна ударил по ушам, заставил
вздрогнуть пленниц и вызвал гнев у Брандта - дьявол побери, звукоизоляция
действительно ни к черту. Как же можно плодотворно работать в таких
условиях!
- А теперь самое главное, славянские фройляйн, - продолжил он, но уже
напористо, деловито, сугубо по-арийски. - Немецкая наука установила, что
наибольшее количество животной энергии выделяется при коитусе, то есть, я
хотел сказать, во время полового акта. Он является наилучшим способом для
отогревания организма. Так вот, фройляйн, вы должны вынудить этого русского
совершить с вами полноценный коитус, приложить все ваши женские силы для
достижения этого. А если не приложите, пойдете в крематорий.
- Через лабораторию доктора Хольцнера, - добавила Герта от себя. - Он
специализируется на стерилизации славянских женщин. Как вам инъекция фенола
в матку? А ну, смотреть в глаза, выше подбородок, руки по швам...
Господи, она бы отдала все на свете, только бы иметь фигуру, как у этой
русской.
- Благодарю вас, Герта, - одобрил доктор Брандт. - Полагаю, здесь все
будет в порядке, барышни хорошенькие, им есть что терять. Ну-с, пойдемте-ка
посмотрим, что там делается у Шумана, в нашем деле главное - не пропустить
момент.
Дело у доктора Шумана двигалось. Помаргивали индикаторы, фиксировали
данные самописцы, бесценные крохи истины ложились в регистрационный журнал.
Однако сам доктор Шуман был хмур, недоволен и сглатывал слюну. Вот чертов
русский, до чего же здоров, как медленно падает у него температура. М-да,
похоже, вовремя поужинать сегодня не удастся.
- Ну что, коллега, как процесс? - Брандт подошел как-то резко,
оскалился, оценивающе посмотрел на показания. - А, ректальная уже тридцать
пять градусов. Хорошо, очень хорошо. Ну что, будем ждать. Дайте-ка мне
результаты опытов за вчерашний день.
Он устроился за столом, помассировал затылок и принялся вникать в
материалы отчетов. Герта тоже опустилась на стул, со всхлипом, по-кошачьи
зевнула и, вытащив черепаховую пудреницу, принялась заниматься своим носом.
Вздернутым, отнюдь не арийским, говорящим о легкомысленности. Время тянулось
медленно, словно патока по стенке бидона. Наконец примерно через час крики
стали слабеть, затем наступила тишина, и Шуман в нетерпении сказал:
- Ректальная уже двадцать восемь градусов. Не опоздать бы.
Да, промедление было смерти подобно - остановка сердца у подопытных
происходила обычно при этой температуре.
- Ага. - Доктор Брандт поднялся, распахнул фрамугу, в голосе его
послышалась крупповская сталь. - Вытаскивайте его, живо. Потом сюда.
Дважды повторять медбратьям, скучающим у ассейна, не требовалось -
минута, и носилки с подопытным уже стояли в боксе за перегородкой. Русский
был весь синий, без сознания и скорее мертв, чем жив, температура его тела