"Лев Разгон "Плен в своем отечестве" (Автобиографические рассказы)" - читать интересную книгу автора

рождения, образование, статья, срок, начало срока и оборванный, так и не
выполненный конец срока - смерть.

На каждого предстоит заполнить многостраничную "историю болезни". Надлежит
тщательно описать в надлежащем разделе: чем больной болел в детстве, в
более зрелые годы; когда он пришел в больницу с жалобами; на что
жаловался, какие симптомы у него были обнаружены, какая у него была кожа,
язык; какой был поставлен первичный диагноз с направлением на
"госпитализацию". А там, на протяжении одной-двух, а то и нескольких
недель описать, как он лежал в больнице, как его каждый день осматривали
врачи, какие лекарства прописывали и давали. Как, невзирая на все эти
хлопоты и заботы, больной ото дня ко дню становился все слабее, и,
наконец, несмотря на все принятые меры, следовал "летальный исход". Как
правило, "патологоанатомическое исследование" подтверждало начальный
диагноз.

Должен покаяться: и я участвовал в этой подлой, в этой безнравственной
фальсификации. Я уже провел большую часть зимы на общих работах, умирал от
цинги, меня спас от гибели этот самый врач Зотов, я отказался от
спасительной работы в санчасти, успел снова побыть на общих работах, уже
чувствовал, что опять начинаю "доходить". А тут представляется возможность
две-три недели "покантоваться", сидеть в зоне, быть на больничном
питании... Никого, никогда не предавал, даже если ценой была собственная
жизнь. Пишу об этом смело, потому что в моей дальнейшей лагерной жизни был
такой трагический эпизод.

Но тогда мне и моим товарищам по набранной команде "врачей-писателей"
казалось, что в нашем поступке нет ничего безнравственного, был обычный
"кант": возможность обмануть начальство и уклониться от святой обязанности
заключенного "давать стране кубики". Намного позже ко мне пришло сознание,
что я предавал. Не живых, а мертвых. Предавал, помогая нашим врагам, нашим
убийцам. С тех пор прошло почти 55 лет, но мне становится нехорошо и
стыдно, когда я вспоминаю недели моего лагерного "канта" летом тридцать
девятого года. А вспоминаю я об этом всегда, потому что никогда ничего не
забывал из моего лагерного прошлого.

Итак, Управление лагеря получило точное и документальное доказательство
того, что заключенный не просто сдох на непосильной работе, а, заболев,
пользовался всеми благами современной медицины, и было сделано все, чтобы
сохранить ему жизнь. Одно делает честь Александру Кузьмичу Зотову. В том
образце "больничной карты", которую он нам дал, он не выдумывал
нейтральную причину смерти: язву желудка, сердечный приступ и пр., а
указывал точно: "aлиментарная дистрофия". Что в переводе с медицинской
латыни означает: от голодного истощения. Это и дата смерти были
единственной правдой в лживом документе, который из лагеря ушел в Москву и
осел на пыльных полках архива ГУЛАГа НКВД.

Так можно ли надеяться, что в этом огромном архиве, к которому еще не
прикасалась рука исследователя, может быть обнаружена правда о том, как
жили и умирали люди в лагерях? Можно. Ибо в этом архиве находятся