"Антон Ратников. Говорящие обезьяны (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

начнется лекция гостя ректора из Москвы.
- Как это? - изумилась Растергаева. - Это же наше место!
- Что-то напутали в учебном отделе! Нужно срочно искать новое
помещение.
Представители нашей кафедры зашевелились. Я поспешил скрыться с их
глаз. Спустя десять минут пронесся слух, что конференция возобновится в два
часа в одной из аудиторий на третьем этаже. Вскоре выяснилось, что в триста
тридцать шестой. Я не спеша поднялся туда. Триста тридцать шестым кабинетом
оказалась кафедра экономики.
- Здесь будет конференция? - неуверенно спросил я.
- Нет! - рявкнули на меня из кабинета.
Я закрыл дверь и решил ждать здесь, но проносившаяся мимо лаборантка
успела крикнуть, что на самом деле мне нужен триста шестьдесят третий
кабинет.
- Опять что-то перепутали, - объяснила она заминку.
В триста шестьдесят третьем кабинете остались только самые стойкие. Их
я насчитал десять: восемь профессоров и две студентки. То ли им некуда было
больше податься, то ли они перед кем-то провинились. Среди профессоров я
заметил и Григорьева. Он по-прежнему рассчитывал на то, что ему нальют.
Конференция продолжилась. На закуску остались самые скучные доклады.
Среди них был и мой. Про члены больше никто не говорил. Зато профессор
Силантьев похоронил жанр репортажа.
- Репортаж умер, - тоном, не терпящим возражений, сказал он.
Я не стал перечить ему, что в своей газете пишу репортажи каждый день.
Может, он ее не читает...
Доцент Голиков, спившийся журналист в рваных сапогах, не только
рассказывал какую-то скучную историю, но и иллюстрировал собой, почему
журналистику считают грязной профессией. А доцент Кириллов прочитал отрывок
из газетной статьи "Прорыв блокады". То же самое он делал и в прошлом году.
Григорьев от своей речи отказался. Он озирался по сторонам и бешено вращал
глазами. Было видно, что ему невтерпеж.
В конце концов настала и моя очередь. Я встал и вышел к доске. Передо
мной сидели Растергаева, Григорьев и две студентки. Остальные, прочитав
доклады, поспешили ретироваться.
Я завел речь об Интернете. Приводил забавные примеры из прошлого,
искрил находками, даже сделал несколько сенсационных заявлений (я ожидал,
что они вызовут бурную дискуссию).
- Газеты через десять лет окончательно отомрут, - сказал я, сам
поразившись абсурдности своих слов. Подняв глаза, я заметил, что меня никто
не слушает. Расстроенный, я промямлил что-то напоследок и сказал:
- Есть ли у кого-то вопросы?
- А наливать, - поднял на меня глаза Григорьев, - скоро будут?