"Элеонора Раткевич. Джет из Джетевена" - читать интересную книгу автора

После визита в обитель змей джет пожелал сменить сферу деятельности и
пристроился на кухню. Оторваться от его стряпни было положительно не в
силах человеческих, и Иллари изгнал его оттуда собственноручно под
горестные стенания всей дворни.
- Да пойми ты, - втолковывал он огорченному джету, - что у меня,
других дел нет, кроме как жевать день напролет?!
Заживлять раны и заговаривать боль джет тоже умел. Коснется больного
места своими тонкими пальцами, прошепчет что-то - и все. Но боль уходила,
кровь останавливалась, раны затягивались прямо на глазах. Когда любимую
лошадь Иллари доставили после охоты с развороченным брюхом, джет присел
рядом, вложил в чудовищную рану жемчужно отливающие внутренности, едва
сдув с них пыль, и сдавил вместе края раны. Даже зашивать не стал. Но
деньков через десять лошадь бодро ступала по двору, помахивая хвостом. И
шрама не осталось. Как-то раз Иллари взял джета с собой к толстому Бахту.
Джет его кошку паршивую только на руки взял да погладил разок-другой. Но к
следующему визиту кошка была достойна изливаемых на нее похвал.
Вконец осатанев от невероятной умелости джета, который одинаково
легко управлялся с любым инструментом, что плотницким, что музыкальным -
так вот, обозленный Иллари предложил джету заглянуть в оружейную. Оружием
Иллари всегда занимался сам, и ничья святотатственная нога не преступала
порога оружейной. Иллари впервые впустил еще кого-то в комнату, где раньше
бывал только он сам. Оглядев результаты джетова труда, Иллари пришел в
восторг на грани буйного помешательства.
- Вздуть бы тебя, поганца, чтоб ни сесть, ни встать, - посмеивался
Иллари.
- За что, господин? - джет откидывал длинную челку и глядел на Иллари
своими лиловыми глазищами.
- Преданный вассал своему господину не лжет, - наставительно вещал
Иллари. - А ты меня обманул. "Ничего не умею." Как же! С голоду он
помирает. Да ты с такими руками и дня бы голодным не остался.
- Мне ваши места внове, - каждый раз спокойно и искренне отвечал
джет. - Я и не знал, что у вас такая малость считается уменьем. Да и не
много бы мне это помогло. Мне ведь не всякий господин годится.
- Знаешь, что погубило два неправедных солнца? - неизменно спрашивал
Иллари.
- Гордыня. Да не то это, господин. Не в гордыне дело.
- А в чем?
- Расскажу как-нибудь.
- Вот я и говорю: всыпать тебе, как следует, - заключал Иллари.
Подобные разговоры продолжались до тех пор, пока Иллари не выяснил,
чего юный джет действительно не умеет. Джет не умел слагать стихов.
Напрочь. "Я слишком люблю стихи, чтобы писать их самому", - отшучивался
он. Зато ценителем и советчиком джет оказался замечательным, тонко
чувствовал малейшую слабину, и Иллари не одну ночь засиживался с ним до
рассвета, обсуждая ту или иную строку.
Настоятельное желание как следует подрасспросить джета о нем самом за
всеми этими приятными занятиями куда-то уплыло, исчезло. Вспоминал о нем
Иллари крайне редко, а вспомнив, тотчас забывал. Для Иллари подобное
поведение было более чем странным. А страннее всего было то, что странным
оно ему отнюдь не казалось.