"Лобсанг Рампа. Третий глаз" - читать интересную книгу автора

сделал его пятиэтажным. Поскольку достроенные этажи не выходили окнами на
окружную дорогу и мы не имели возможности взирать свысока на Далай-ламу во
время процессий, то этому никто не перечил.
Дверь, ведущая во внутренний двор, была массивной и темной от времени.
Китайские захватчики не одолели ее мощного каркаса и сумели только пробить
брешь рядом в стене. Как раз над этой дверью находилось помещение эконома,
наблюдавшего за всеми, кто входил и выходил из дома. Он вел хозяйство,
распределял обязанности по дому, увольнял и назначал слуг. Когда
монастырские трубы возвещали конец дня, под окном эконома собирались нищие
Лхасы, чтобы запастись чем-нибудь на ужин. Все состоятельные жители города
знали бедняков в своих кварталах и помогали им. Часто по улицам проходили
закованные в цепи узники: тюрем в Тибете было очень мало, поэтому осужденные
просто ходили по улицам и собирали милостыню.
В Тибете к осужденным относятся снисходительно, без презрения, никто не
считает их отвергнутыми обществом. Мы понимаем, что на их месте может
оказаться каждый, и жалеем их.
Справа от эконома жили, каждый в своей комнате, два монаха. Это были
наши духовники, денно и нощно молившие небеса о благоволении к нашему дому.
Среднеимушие семьи содержали только одного духовника, наше социальное
положение обязывало иметь двоих. К ним обращались за советами и, прежде чем
что-либо сделать, просили их помолиться богам о ниспослании удачи. Раз в три
года духовники менялись - прежние уходили в свой монастырь, а на их место
поступали новые.
В каждом крыле дома была часовня, где перед алтарем с деревянными
скульптурами горели масляные светильники. Семь чаш со святой водой постоянно
начищались до блеска, несколько раз в день их наполняли заново. Это делалось
на тот случай, если боги придут и захотят напиться. Духовников хорошо
кормили - тем же, чем питалась вся семья, - чтобы молитва их была страстной
и чтобы боги услышали, как добротна наша пища.
Слева от эконома жил юрист, который следил за тем, чтобы все в доме
делалось по обычаю и по закону. Тибетцы очень уважают свои традиции и
законы, и наш отец должен был служить выдающимся образцом законопослушания.
Я вместе с братом Пальжором и сестрой Ясодхарой жил в новой части дома,
наиболее удаленной от дороги. Слева от нас находилась наша часовня, а
справа - классная комната, в которой вместе с нами учились и дети слуг.
Уроки были длинными и разнообразными.
Жизнь Пальжора оказалась недолгой. Он был слишком слаб, чтобы
приспособиться к тем трудностям, которые были уготованы нам. Ему не
исполнилось еще и семи лет, когда он покинул этот мир и отправился в страну
Тысячи Храмов. Ясо тогда было шесть, а мне - четыре года. Я и сейчас словно
вижу, как за братом, исхудавшим и высохшим, как кора дерева, пришли
служители Смерти, взяли его труп и унесли с собой, чтобы разрубить на куски
и отдать грифам, как того требовал обычай.
Я стал теперь наследником семьи, и занятия мои усложнились. Мне было
четыре года; я питал непреодолимое равнодушие к лошадям. Отец же, человек
строгих правил, хотел, чтобы я воспитывался в условиях железной дисциплины -
в назидание всем.
В моей стране есть такое правило: чем знатнее род, тем суровее должно
быть воспитание. В отдельных аристократических семьях допускалось некоторое
послабление в вопросах воспитания детей - но только не в нашей! Отец