"Лобсанг Рампа. Третий глаз" - читать интересную книгу автора

знали отцовского тепла. Мне казалось, что ко мне отец был особенно строг.
Тзу, и без того скупой на похвалу или ласку, получил от него инструкцию
"сделать из меня человека или сломать".
Я плохо управлялся с пони. Тзу воспринял это как личное оскорбление. В
Тибете детей из высшего сословия сажают на лошадь раньше, чем они начинают
ходить. В стране, где нет колесного транспорта и где все путешествуют либо
пешком, либо верхом, очень важно быть хорошим наездником. Дети тибетских
аристократов обучаются верховой езде ежедневно и ежечасно. Стоя на узких
деревянных седлах, на полном скаку, они умеют поражать движущиеся мишени из
винтовок и луков. Хорошие наездники могут нестись по полю в полном боевом
порядке и менять лошадей на скаку, то есть перепрыгивать с одной лошади на
другую. А я в четыре года не способен удержаться на пони!
Мой пони Накким был мохнат и длиннохвост. Его узкая морда отличалась
исключительной выразительностью. Он знал на удивление много способов
сбросить на землю не уверенного в себе седока. Излюбленный прием Наккима
заключался в том, чтобы взять с места в карьер и тут же внезапно
затормозить, да еще наклонить при этом голову. В тот самый момент, когда я
беспомощно скользил вниз по его шее, он резко вскидывал голову, с эдаким
особым поворотом, чтобы я совершил полное сальто в воздухе прежде чем
шлепнуться на землю. А он спокойно останавливался и смотрел на меня сверху с
выражением высокомерного превосходства.
Рысью тибетцы никогда не ездят: пони слишком малы, и всадник выглядел
бы просто смешным. Мягкая иноходь оказывается вполне достаточной; галоп же
практикуется только в учебных упражнениях.
Тибет всегда был теократическим государством. "Прогресс" внешнего мира
не представлял для нас никакого искушения. Мы хотели одного: спокойно
медитировать и преодолевать ограниченность телесной оболочки. С давних
времен наши мудрецы понимали, что богатства Тибета возбуждают зависть и
алчность Запада. И что когда придут иностранцы - уйдет мир. Вторжение
китайских коммунистов подтвердило правоту мудрецов.
Мы жили в Лхасе в престижном квартале Лингхор. Наш дом стоял недалеко
от окружной дороги, под сенью Вершины. В самой Лхасе есть три кольцевые
дороги и еще одна внешняя, Лингхор - ее хорошо знают паломники. В то время,
когда я родился, наш дом, как и все другие дома, был трехэтажным со стороны
дороги. Трехэтажная высота была официально разрешенным пределом, потому что
никто не имел права смотреть сверху вниз на Далай-ламу; но поскольку этот
высокий запрет действовал только на время ежегодного церемониального
шествия, многие тибетцы сооружали на плоских крышах домов легко разбираемые
деревянные надстройки и использовали их практически в течение одиннадцати
месяцев в году.
Наш каменный, старой постройки дом большим квадратом огораживал
внутренний двор. На первом этаже размещался скот, а мы жили в верхних
помещениях. В доме была каменная лестница; в большинстве тибетских домов
есть такие лестницы, хотя крестьяне вместо лестниц используют врытые в землю
столбы с зарубками, лазая по которым нетрудно сломать себе ноги. Захватанные
маслеными руками столбы от частого пользования становятся такими скользкими,
что обитатели нередко по неосторожности срываются с них и приходят в себя
уже этажом ниже.
В 1910 году, во время нашествия китайцев, наш дом был частично
разрушен; особенно пострадали внутренние стены. Отец заново отстроил дом и