"Шамиль Ракипов. Прекрасны ли зори?.." - читать интересную книгу автораделом старушка сказала, что Гильфан всем яствам предпочитал беляши,
приготовленные ею, и что Фатима, мать Гильфана, тоже умела готовить их так, что пальчики оближешь. - А какой рукодельницей была Фатима, знали бы вы! - продолжала с восторгом вспоминать Шамгольжаннан-аби. Когда мы возвратились в комнату, она повела вокруг себя рукой. - Вон какие красивые салфетки вышила, чтобы накрывать посуду. А поглядите-ка на коврики, что на стенах! Золотые руки были у Фатимы... Старушка открыла сундук и вытащила узелок. Она немало потрудилась, пока развязала его. Из вороха пожелтевших от времени вещей стала отбирать различные полотенца ручной работы с пестрыми петухами, салфетки с соловьями. Из свернутого трубкой старого полотенца выскользнуло что-то завернутое в серебряную бумажку из-под чая, со стуком ударилось об пол. Эта вещь старушке, видать, напомнила о чем-то давнем, приятном. Глаза ее затеплились радостью, на губах появилась улыбка. - Что это? - спросил я, когда она развернула сверток и стала рассматривать что-то, близко поднося к глазам. - Кубыз. Это ее кубыз, нашей Фатимы, - сказала старушка задумчиво. - Хорошо она на кубызе играла. Огонь была, а не девушка!.. - Она показала рукой в угол подле окна: - Это вот ее кровать. Как стояла, так и стоит. О ней нам напоминает. И сынок ее Гильфан на этой кровати родился. На ней она кормила его грудью. Гильфан в младенчестве-то был болезненным ребенком... В народе сказывают, что конца пути достигает не тот, кто спешит, а тот, кому это предназначено судьбой. Кажется, Шамгольжаннан-аби свято в это верила: она никогда и никуда не спешила. Движения ее были медлительны, каждое слово. Тем не менее она все успевала делать. Я услышал от нее так много интересного и о маленьком Гильфане, и о его матери Фатиме! Но вскоре у нее и тесто для беляшей было замешено, и мясо приготовлено. Затем она так же неторопливо разожгла печь. Чтобы хорошенько поразмыслить над тем, что я сегодня узнал, прочувствовать самим сердцем рассказ стариков, я решил немного прогуляться, побыть один. Вышел в сад. Уже начинало вечереть. За разговором мы не заметили, как день прошел. Тихо вокруг. Воздух недвижен. Листья на деревьях замерли, а поэтому стало душновато. У самой стены деревянного дома с черепичной крышей растет яблоня. Несмотря на то, что уже середина октября, деревцо все еще не утеряло своей прелести, слегка увядшие, но еще зеленые и крупные листья будто настороженно замерли... Я вздрогнул от резкого шума. Распахнулось окно, выходящее в сад. Из него, облокотившись о подоконник, высунулся Халиулла-бабай. Он прокашлялся и, проведя ладонями по бороде, сказал: - Яблоню эту Гильфан посадил. Но не суждено было ему отведать яблок с нее. А он мечтал, что по осени будет своими руками снимать урожай. Вот мы каждый год и оставляем для него на дереве несколько штук. Вон два яблока осталось. Два всего... Эххе-хе... жизнь... Старик вздохнул. И, будто пожелав его утешить, затренькала какая-то пичуга, спрятавшаяся в поредевшей кроне яблони. Халиулла-бабай помолчал в задумчивости, затем сказал: |
|
|