"Ал Райвизхем. Терминатор - 3 (с половиной)" - читать интересную книгу автора

собственной оси и спустил курок своего "Узи". Израильский чудо-автомат
немедленно заело и, уже мертвый преступник изрешетил всех заложников,
согнанных для удобства еще Джоном в один угол. Когда внутрь ворвались
полицейские, тела заложников напоминали поверхность дуршлаг.
- Кто стрелял? - взвизгнул агент бюро.
- Я видел, агент Малдер, стрелял вон тот урод в каске, которого вы
поставили нам в пример! - вытянулся второй агент.
- Черт, сам знаю, - агент Малдер пнул своего напарника в пах и,
горестно вздохнув, разрядил свой пистолет в висок Терминатора, который
проходил мимо. От сильного удара тот дернулся и посмотрел на Малдера.
- Это не я, это вот он, - трясущейся рукой Малдер показал на своего
корчащегося напарника. Т1000(б) с нехорошей ухмылкой кивнул, схватил
распростершегося агента за руку, выгнул ее неестественным образом и,
схватив второй рукой ногу агента, завязал хитроумный узел захвата из рук и
ног агента таким образом, что тот начал душить сам себя. Бедный агент
запыхтел от натуги, захрипел, даже пукнул, но ничего не помогло. Выкатив
глаза и язык, оболганный напарник Малдера скончался.
Злобный терминатор, как ни в чем не бывало пошел дальше, а потрясенный
Малдер покачал головой и заявил во всеуслышание:
- Не, лучше я пойду и займусь секретными материалами, меня давно эта
вертихвостка Скалли из параллельной группы звала. Там хоть все можно
объяснить феноменами, а тут, как я оправдаюсь? - с этими словами он
сплюнул, причем так неловко, что угодил врачу скорой помощи, укладывавшему
тела пострадавших, прямо в глаз. Возникшая затем перепалка с применением
шприцов, скальпелей и пистолета, завершилась вничью. Доктор и Малдер
отправились в реанимацию, в одной и той же машине.
Тем временем, офицер Полищук ехал и слушал авангардное радио в защиту
мира.
Ведущий, обкурившись анаши, в прямом эфире рассуждал о стилях времен
ренессанса вместе с другим таким же наркоманом, глаза которого выдавали
его тайные пристрастия - подглядывать в дырочки, просверленные заботливой
рукой в стенах общественных туалетов, о чем ведущий объявил во
всеуслышание, но гость ничуть не обиделся. На авангардном радио
разрешалось все.
- Я палагаю так, - обкуренным голосом говорил один, - Взять хотя бы
этот конкурс, на тему голода. Везде нужно это, как его, да,
индивидувализм, вот.
Третье место заняла картина Монтиреско Пидрочилло, изображавшая соитие,
мать их, двух скелетов, обтянутых кожей. А вот уже второе, ярко выраженное
депрессивно-психозное полотно, смотреть на которое без этого, как его,
содрогания, невозможно, ведь так?
- Да, - медленно цедил второй, - Я полностью с Вами, уважаемый мистер
Спичтрухай, согласен. Ведь на этой картине изображена толпа голодных
детей, которые тянут свои маниакально-депрессивные ручонки к небу, ожидая
не то поморщи господа, не то продовольственных бомб, сбрасываемых с
самолетов НАТО. А сверху, откуда-то из облаков, вытягивается вихрь
торнадо, напоминающий огромную фигу. Но это, дорогие радиослушатели, не
идет совсем, я п-а-в-т-а-р-я-ю, не идет ни в какое сравнение с картиной
украинского художника Мазепы Засвичьстукайло, изобразившего на холсте
авангардное подобие черного квадрата, эту оду, посвященную голоду. Да, да,