"Владимир Райков. Большие дети жизни" - читать интересную книгу автора

В.Райков.

Большие дети жизни

-----------------------------------------------------------------------
Сборник "Лучший из миров". Пер. с болг. - З.Бобырь.
OCR & spellcheck by HarryFan, 26 August 2000
-----------------------------------------------------------------------


Май положил паяльник на подставку и выпрямился. Ему трудно было
работать среди паутины тонких проводов. А произвести исправление было
сложно: обрыв случился в дальнем конце шасси.
Май закурил и обернулся к жене. Она лежала на диване у окна и читала
книгу. Было что-то особенно привлекательное в ее личике с чуть вздернутым,
вызывающим носиком. Карие глаза блестели. От мягких очертаний ее плеч и
рук, от всего ее стройного тела веяло той неуловимой женственностью,
которая превращает девочку во взрослую женщину.
- Начнем, Кристи?
Она отложила книгу, встала и молча подошла к штативу, где на тонкой
нитке была привязана пчела.
- Я готова.
- Так начнем, - сказал он и повернулся к аппарату.
Молодая женщина начала дразнить соломинкой пчелу, легонько гладила ее
по тельцу, осторожно притрагивалась к голове и лапкам. А Май поворачивал
верньеры с упрямством, о котором его коллеги нередко говорили: "После
двухчасового ожидания всякий осел уступит ему дорогу". Май поворачивал
верньеры, а его глаза, покрасневшие от продолжительной бессонницы, не
отрывались от сигнальной лампы.
Вдруг аппарат затрещал, и Маю послышалось что-то очень похожее на
человеческий голос: "...задумался о чем-то серьезном?" Рука у него замерла
в этом положении, но слова растаяли, как пар в воздухе. В тот же момент
лампа мигнула и погасла.
Май изумленно поглядел на аппарат и начал вращать верньер в обратную
сторону, на этот раз очень медленно. Вскоре в окошке приемника снова
появился зеленый свет, а в ушах раздался человеческий голос: "...еще
испортится. Это не дело. Ну, ты! Ты что, взбесилась? Ступай на место!"
Май обернулся так резко, что стул оставил царапину на блестящем
паркете. Жена продолжала дразнить злосчастную пчелу. Она обернулась к
нему, словно хотела спросить о чем-то. Они смотрели друг на друга долго,
очень долго, не говоря ни слова. И вдруг в ушах у Мая снова прозвучал
голос, заглушаемый мягким треском аппарата: "Бедный! Он похож на больного.
Под глазами черные круги, лицо осунулось... Боже мой, этот человек погубит
себя! Но как..."
Май вскочил, зашагал по комнате, ища что-то глазами. И тут он понял,
что голос исчез, что он больше не слышит его. Он внимательно вслушался,
словно стараясь уловить что-то, лежащее за пределами человеческого слуха.
Ничего! Только тогда он понял: в сущности, "голос" совсем не был похож на
голос. Май не мог вспомнить ничего о его тембре и силе, о теплоте этого
голоса. Если бы не потрескивание аппарата, он подумал бы, что это его